Филипп Алигер - Боги Древнего Египта

«Может быть, еще важнее причина, кроме краткости времени и гениальной способности охватить все, почему [Новалис] говорит о главных вещах как будто скользя, намеком, – это стыд сказать главные вещи из-за опасности сказать неосторожно. Стыдно говорить, потому что нарушение святого, о чем надо молчать, подстерегает, на каждом шагу мы можем поскользнуться, сорваться.» Новалис: «Стыд, несомненно, есть ощущение профанации. Дружба, любовь и вера заслуживают обращения с ними как с заветными вещами. Следовало бы говорить о них лишь в редкие, интимные моменты, молчаливо соглашаться о них. Многие вещи слишком нежны чтобы думать о них, еще больше таких, о которых лучше не говорить».

Смысл облачения божественных явлений в символы и образы состоит прежде всего в том, что эти явления, эти сущности – это то сокровенное, те «истинные имена», которых мы не знаем, и потому не должны говорить о них буквально, ибо это будет ложью. Однако мы чувствуем их, мы их воспринимаем, мы неразрывны с ними, и с целью познания и рассуждения о них даем им свои, опосредованные имена, говорим о них образно, облекаем в символы. Имена, символы, образы могут быть совершенно разными у разных людей, народностей, однако суть явлений остается одна.

Кроме того, многие явления, имея в себе нечто общее, часто проявляют себя в одном и том же, поэтому разные явления могут быть объединены одним символом. К примеру, энергия, логос, любовь, начало, идея – все это проявляется в Осирисе. Символом и именем Осирис объединено все то, что несет зарождение, благо. Но справедливо и обратное: одно явление, одна сущность может выражать себя по-разному и потому может быть заключена в разных символах. Так, огненное начало есть и в Ра, и в Сете – как благотворное и как губительное.

У Бибихина встречается определение: «ли2ца событий». Оно вполне применимо к символам – к тем богам и их проявлениям и ипостасям, о которых мы узнаём из мифов.

Итак, поскольку сами божественные сущности неизведанны и сокровенны, то любая попытка их формального обозначения суть ложь. Поэтому искусство, поэзия, миф призваны описывать их через иносказание и символы – и именно таким образом, через них, человеку может быть доступно понятие о божественном.

И здесь начинается обратный путь: восприятие. Вследствие многозначности древних текстов, многогранности символов и «придуманности» описаний необходимо истолкование их, чтобы мифы не превратились в нелепые истории, сказки и сюжеты, чтобы не утратили изначальное смысловое наполнение. Толкования, порой правдивые, а порой превратные, в любом случае необходимы прежде всего как напоминание о том, что миф – не просто сказ, а способ осмысления и описания божественных явлений, и что символы – не имена и не олицетворения.

Плутарх много пишет о превратных трактовках и суевериях. «…Когда слушаешь те мифы, в которых египтяне рассказывают о богах, об их блужданиях, растерзаниях и многих подобных страстях, то <���…> не следует думать, будто что-либо из этого произошло и случилось так, как об этом говорят. <���…> Понимая, что нет для богов более приятного дела и более приятной жертвы, чем истинное представление об их природе, <���…> избежишь ты суеверия, которое является злом не меньшим, чем безбожие».

Закончив краткий пересказ мифа об Осирисе, Исиде, рождении Хора и тяжбе его с Сетом, Плутарх пишет: «Таково примерно главное содержание мифа, если опустить предосудительные истории, например, рассказ о растерзанном Горе и обезглавленной Исиде. Когда такое говорят и так учат о природе вечной и бессмертной, в которой более всего познается божество, как будто воистину такое случалось и происходило, тогда, как говорит Эсхил, “надо плюнуть и очистить рот”. <���…> Миф у нас – изображение некоего понятия, переводящего мысль на другое». И далее: «…люди не перестают сводить с неба на землю столь великие имена и подрывать и уничтожать благочестие и веру <���…> и тем открывать ворота льву безбожия и очеловечивать богов».

В нижеследующей 6-й части поэмы большое внимание уделено теме беспредельности божественного и существующих при этом и окружающих нас пределах.

Неверно ограничивать богов рамками отдельных (тем более людских) качеств и «характеристик». Проявляя себя в чем-то, они, несомненно, участвуют в этом, но они не определены этим. Именно ограниченность суждений о боге и есть суеверие – остановка в познании, прекращение его. Сложившееся и закостеневшее понятие может служить для успокоения и утешения, но не для развития. Сами божественные явления имеют движущуюся и изменчивую природу, поэтому и познавание ее должно быть процессом перманентным. А прекращение ее познания, односторонность суждения, сформировавшееся о ней мнение и, порой, навязывание своих рамок другим – это всего лишь страх перед неизведанным и стремление оградиться от непонятного привычной и известной «ширмой».