Зинаида Миркина - По Божьему следу

А на небе розовые пятна
На деревьях оставляют блик.
Как душе слова Твои понятны,
Как мне внятен божеский язык.
На слова людские не похожий —
Взгляд безмолвный, песня, а не спор.
Я любовью отвечаю, Боже.
Та к и длится тихий разговор.

И это всё не просто так —
Всё, что вокруг, есть жест и знак.
Всё каждый день свежо и ново,
И каждый луч – Господне слово.
Ты к миру этому привык
И ждёшь, чтобы на наш язык
Бог перешёл, а Бог ведь ждёт,
Когда же ты освоишь тот,
Другой, где всё есть речь и знак
И всё совсем не просто так.

Как души живут? Да вот так, как цветы.
А может быть, так, как деревья
И как облака, посреди высоты
Вершащие в небе кочевья.
А может быть, так, как большая гора
В вечернем разлившемся свете,
Где нету ни «завтра», где нету «вчера»,
А есть миллионы столетий.
И души кочуют, и души стоят,
И души мерцают, как свечи,
И тайно друг с другом они говорят
На нами забытом наречьи.

Каких ещё стихов вам надо,
Когда есть крытый снегом лес
И сосен тихие громады
Врезаются в просвет небес?
Зачем вам слов шумливых стая,
Когда шуршит сосновый бор
И длится не переставая
Деревьев с сердцем разговор?
Они не говорят словами —
Высокий лес и старый пруд,
Но вдруг слова родятся сами
Из сердца и поют, поют…

Кто вам ни скажет о бессмертье,
Святой пророк иль чародей, —
На слово никому не верьте,
А верьте лишь душе своей.
Ну, а пока она не знает,
Пускай глядится в небосвод,
Пускай, как ель, как глушь лесная,
Ещё молчит, ещё растёт.
Душа, как дерево, безмолвна.
Вся жизнь её есть тайный рост,
Пока сам Бог её наполнит,
Пока не взглянет выше звёзд…

Всё дело в мере затиханья.
Всё дело в силе тишины.
В души бездонном океане
Умолкнут все земные сны.
Здесь ни начала, ни итога.
Все меры прежние оставь!
Здесь раздаётся голос Бога,
Как оглушительная явь.

Простёрлось облако большое.
Под серым небом лес зелёный.
Ты говоришь сейчас с душою,
Такой же тихой, приглушённой.
Здесь рядом веток переплески,
Глубокие, глухие краски.
И мне совсем не надо блеска,
А только этой мягкой ласки…

Тихо в лесу, ещё голом, стою.
И сиротливую душу мою
Мокрые сосны ведут и ведут,
Свой совершая невидимый труд.
Дуб двухсотлетний, кривой, узловатый —
Мой молчаливый и строгий вожатый.
Слушать мне надо его и сосну,
Чтоб из сиротства уйти в вышину,
Чтоб ощутить в своём сердце такой
Непредставимый, могучий покой…

Грустно вам, что небо хмуро?
Что вы! Тучки в небосводе,
Пятна сизого ажура —
Это высь на землю сходит.
Свет не жжёт, он в покрывале,
Он всё ласковей, всё ниже.
С глубиной смешались дали
Здесь, у сердца… Ближе, ближе…

Моя душа? Никто не знает,
Что свет, теряющий края,
Что эта глубь и глушь лесная,
Что это всё – душа моя.
Она, как небеса, немая,
В ней все слова пришли к нулю.
Она есть то, что обнимаю,
Она есть то, что я люблю.

Мне очень трудно говорить.
В часы глубокого молчанья
Улавливаю сердцем нить,
Пронзающую мирозданье.
И страшно мне не сохранить
Немую связь с первоосновой
И трепетную эту нить
Спугнуть, задеть случайным словом.

Я небу ступаю навстречу,
Здороваюсь с влажным кустом.
Мне надо вдохнуть бесконечность,
А всё остальное – потом.
К чему ни звала бы эпоха,
Зов вечности в сердце не стих —
Важнее глубокого вдоха
Не знаю я дел никаких.

Не надо никаких известий.
Смысл одинокого пути —
Под древом жизни, с древом вместе
В молчанье медленно расти
Куда-то в небосвод просторный,
В разлив немой голубизны
И знать лишь то, что знают корни,
И ничего со стороны.