Светлана Гершанова - Какое горчайшее счастье…

Я завидую книгам –
Ты гладишь у них переплёты
Там, в квартире твоей,
Где бывать не пришлось мне самой,
И своей фотографии –
Вот уж счастливое фото!
На него ты смотрел
И писал мне вот это письмо!

Что мы знаем о зависти…

День в работе совсем не длинный –
Сотня дел, вот и день прошёл.
И приходят мои мужчины,
И садятся они за стол.

Я смотрю на них часто слишком,
Я могу смотреть без конца –
До чего же похож сынишка,
До чего похож на отца!

По-отцовски он держит ложку,
Поправляет свой светлый чуб,
Только чуб посветлей немножко,
Только мягче изгибы губ.

Не отучишь их – пьют из блюдца,
Оба, маленький и большой!
А когда они так смеются,
До чего же мне хорошо!

Мягко-мягко и звонко-звонко,
Кто же радостней – не понять…
А ему подавай девчонку,
Всю похожую на меня!

Я уезжаю!
Странно…
Рельсы прямы и строги.
Письма мои бумерангами
Свернули на полдороге,

Меня приковал цепями
Огней мой любимый город,
Меня молотили цепами
Нотаций и уговоров.

Бегут огоньки дорожные,
Рельсы строги и прямы.
Какими глазами тревожными
Вслед мне смотрела мама!

В вагоне шумно, и тесно,
И радостно, и тревожно,
И рельсы бегут в неизвестное
Прямо по бездорожью.

Есть обычай
Давний, древний –
Горе девичье скрывать.
За околицу деревни
Уходили горевать,

Белы рученьки разбросив,
Русы косы разметав…
И сушило утро слёзы,
Как предутренние росы
На травинках и цветах.

Горе высказав деревьям,
Слёзы выплакав до дна,
Проходили по деревне,
Гордо голову подняв.

Льётся мерный свет из окон,
Фонари на всём пути.
До околицы – далёко,
И за сутки не дойти.

Знаешь, хватит меня оплакивать,
Небо выплачешь, добрый город!
Просто счастье неодинаково.
Просто есть на земле и горе.

Не делили их людям поровну,
А теперь-то уж что делиться!
Отчего ж в этом добром городе
У прохожих заплаканы лица,

У прохожих зонты заплаканы
И за окнами у трамваев
Пассажиры все одинаково
Слёзы горькие проливают?

Добрый город,
Не плачь, пустое,
Улыбайся счастливым людям!
Доброты я твоей не стою –
Мой любимый меня не любит.

Между мной и тобой
Километры легли,
Я летела к тебе
Через четверть земли,

Только в трубке гудков
Непрерывная нить –
Не звони, не звони
Не звони,
Не звони,
Занято!

И брожу я одна
Целый день, белый день,
А на свете весна,
А на свете сирень.

Только в трубке гудков
Непрерывная нить –
Не звони, не звони
Не звони,
Не звони,
Занято!

Вижу пять лепестков –
Как по сердцу ножом,
Ну зачем оно, счастье,
В букете чужом!

Снова в трубке гудков
Непрерывная нить –
Ох не надо, не надо,
Не надо звонить,
Кончено.

Не каждый может выстрелить в оленя.
Ружьё – железка!
Может отказать,
Когда поймает мушкой на мгновенье
Доверчивые влажные глаза.

Оно палило просто для потехи
На запад, и на север, и на юг,
Чтоб голос свой, умноженный на эхо,
Услышать прокатившимся вокруг.

И по бегущим, по дразнящим целям,
Не целясь, било –
Так, из озорства.
Стоит олень.
Играют жилки в теле,
В крутых рогах запуталась листва.

Стоит, и недоверия – ни тени,
Как будто к другу лучшему пришёл…
Не каждый может выстрелить в оленя!
И знаешь, это очень хорошо.

Всё просто,
Всё так удивительно просто…
Молчит телефонная трубка устало.
Не будет ни «горько», ни праздничных тостов,
Но этого мало, и этого мало!

Не будет, не будет, не будет, не будет…
Ни писем твоих, ни ночей со слезами,
И просто – без всякой надежды на чудо –
Не будет сынишки с твоими глазами.
Всё просто…

Была я мала, но помню –
До прошлой большой войны
На праздниках в нашем доме
Не было тишины.

Голос весёлый радио
По дому гулял звеня,
И просыпалась радость
Чуточку раньше меня!