Светлана Гершанова - Во саду ли, в огороде

Наташин голос мы услышали ещё из коридора. Я так обрадовалась…

Она как будто являлась из другого мира в мою больничную палату. А это значило, что другой мир существует, не утрачен навсегда, как мне казалось все эти долгие месяцы.

Витя, мой муж, долго никого не пускал ко мне, боялся, что меня начнут жалеть и я растеряю всё своё мужество, так необходимое мне, чтобы выжить.

Витя не приходил из другого мира, он жил в моём, уходил ненадолго в никуда, и снова возвращался, и был той соломинкой, на которой держалась моя зыбкая ускользающая жизнь. И мужество моё держалось на нём…

Наташа появилась в дверях – яркая, в наброшенном на плечи белом халате, который не скрывал, а только подчёркивал платье в крупных цветах. И это облако дорогих духов в нашей пропахшей лекарствами палате…

– Н-ну? Как вы тут? Хорошо выглядишь, не спорь, я же вижу. Тебе нужно человеческое общение, а Витя держит круговую оборону.

– На общение, по правде говоря, у меня просто нет сил.

– Ничего, поживёшь на даче… Я узнавала, твоё заявление лежит, записано в книге на двенадцатой странице сверху.

– А когда будет – не только на бумаге?

– Саша Максимов занимается, затягивается согласование нашей второй очереди.

Оно продолжалось и когда я уже вышла из больницы, еле живая. Хирург твердил мужу:

– Вези её на природу! На природу!

И вдруг я так захотела на природу! Она представлялась мне хотя бы крошечным клочком земли, где можно посадить былинку. Любую!

Я часто встречала Сашу в поликлинике и бросалась к нему, вернее, еле тащилась:

– Как дела?

– Держит экология.

Потом держала комиссия Моссовета, потом ещё кто-то.

Наконец позвонила Наташа:

– Всё! Утвердили! Я уже знаю, какой у меня будет участок.

– А у меня какой?

– Списки у Лины, в союзе.

Лину удивило моё появление.

– Вы так давно не приходили!

– Операция была тяжёлая.

– Правда? Никто не говорил, что вы в больнице.

– Всё позади, слава Богу. Наташа сказала, утвердили нашу вторую очередь на дачные участки. У меня – какой?

– Какой участок! Вашего заявления вообще нет, видите? Потерялось, наверно, вы ведь не приходили!

– Не может быть. Этого не может быть. Наташа сказала, есть запись на двенадцатой странице сверху.

На двенадцатой странице сверху всё было замазано белым и аккуратно вписана чья-то фамилия, адрес, номер паспорта.

Я вышла на улицу. Они подумали, что я умерла? Но я же не умерла!

Секретарь Союза писателей был приветлив и внимателен:

– Светлана, я всё понимаю и мог бы решить этот вопрос в две секунды, там есть свободные участки. Но ни дорог, ни воды, ни электричества. А вы в таком состоянии. В первой очереди всё это есть, и мы получили разрешение подрезать там ещё пять участков. Хотите – пишите заявление!

Это было уже осенью. А зимой позвонил председатель товарищества:

– Ваши документы у меня. Приезжайте, выбирайте участок, и будем оформлять.

От станции мы ехали на такси. Снег лежал ровным ковром, вокруг был спокойный зимний лес, и у сторожки нас ждал невысокий пожилой человек.

– Смотрите, вот озеро. Возле него участок, и за озером ещё три, а за ними дорога.

– Мне второй от дороги, если можно.

– Замётано, оформляйте. Подбросите меня до Истры?

– Конечно! Вы специально из-за нас приезжали?

– Это моя работа, и Виктор Павлович просил.

И вот уже звонок от бухгалтера – я могу приехать, заплатить взнос полторы тысячи и взять документы на ссуду.

Шёл восемьдесят восьмой год. При инженерной зарплате 130–160 рублей я в руках не держала таких денег!

Для безопасности в сберкассу со мной поехал Витя. Взамен этой кучи денег нам дали членскую книжку, где чёрным по белому было написано, что участок 1-Ю-5 – наш собственный. Что захотим, то и посадим, и построим настоящий дом, у нас есть на это ссуда, пять тысяч.

Когда оформление закончилось, весна была уже позади и солнце палило. Добирались мы долго – троллейбус, метро, электричка, автобус, минут двадцать пешком.

Участок нам почему-то опять показали только издали. Сторож смотрел сочувственно: