Татьяна Щербинина - Дорога, которой нет

Память крючьями острыми
Тащит в объятия тьмы.
В дикие девяностые
Лиха хлебнули мы.
Речи лились заманчиво,
Крылья росли дерзки.
Но уходили мальчики
После Чечни в братки.
Ваши «морали» – мелочи.
Бизнес доступен всем!
Стройные интердевочки –
Члены ВЛКСМ.
Мельницы били крыльями
В наглой своей красе.
Разом деревни вымерли.
Встали заводы все.
Ваучеры песочные,
Громкие имена.
Сумочки-то челночные
Помнишь, моя страна?
Верить – совсем не главное,
Главное – видеть суть.
Водку нальют халявную,
Только проголосуй!
Выдюжили? Нет, выжили!
Видно, крепка кишка.
Эх, олигарху рыжему
Черти намнут бока!
Что ж тут творилось, Господи?
Боль, беспредел, беда.
Дикие девяностые,
огненная вода.

Сидят они, прижавшись скромно к стене,
планшетики, джинсы, китайские свитерки,
по-щенячьи тычутся в кабинет,
спрашивают: «Надо снимать носки?»
А в перекур гогочут дружной толпой,
трясётся деревянный военкомат…
Год рождения – 97-й,
эти цифры что-нибудь говорят?
Статистика – куда уж там веселей!
Из черепков не сложишь новой страны,
единственные дети из неполных семей,
мама с папой давно уж разведены.
«Отношение к спиртному?» –
«Нормально!» (такая жизнь)
«Куришь?.. Хватает на день?.. Как наркота?»
Но на вопрос: «Хотите ли вы служить?» –
большинство отвечает: «Да».
Старый психиатр, служака, исподтишка
в седые усы усмехается всякий раз,
когда на вопрос: «В какие хочешь войска?» –
какой-нибудь тощий очкарик твердит: «В спецназ»;
мол, лопату – в зубы, на шкуре своей сполна
прочувствуешь армейское бытиё…
Гопники, отчаянная шпана,
надежда России, будущее её,
слава и гордость… Так что же не по себе?
Смотрю им в глаза –
а в горле стоит комок.
Едва темнеет пух на верхней губе,
мальчики, дорогие…
…храни вас Бог!

Это всё моё, отвергнутое моё,
сильнее, чем резус – упрямый огонь в крови.
В зеркале – взгляда угрюмое остриё:
«Разберусь сам!», «Подальше!» и «Отвали!»
Горькая грубость без удержи – по щеке!
В упор не узнаю свой автопортрет.
Неуклюжий вызов в каждой строке
всему миру сразу – в 17 лет
разве можно быть мрачным, несчастным, злым,
когда кипит капелью музыка крыш?
Можно. Только я помню тебя другим,
солнечный ёжик, ласковый мой малыш!
Какой же магией пройду сквозь стену твою?
Обнять крепко-крепко, горячие слезы вмиг:
«Понимаю… принимаю тебя, люблю!»
Подхожу и вместо этого говорю:
«Ты опять на проверку сегодня не сдал дневник».

Думаешь, она куда-нибудь убежит,
грязной посуды пагода на столе?
Капля за каплей из крана – чужая жизнь,
капля за каплей – бессмысленнее, быстрей…
Прыгаешь по льдинам застывших снов,
в лабиринтах молчания мотаешь нить.
По вечерам рисуешь дочке слонов,
а на сына ворчишь: «Пора бы бросить курить».
Капля за каплей – бессмысленнее, быстрей,
отчего-то на ровном месте споткнёшься вдруг.
Никотин опасен для лошадей,
но ещё опаснее – мотоплуг.
Где же твои далёкие города,
где же горы в ладонях небесных сфер?
Ладно, дети вырастут, и тогда
будут рифмы новые и размер…
пятидесятый, наверное, ой-ё-ёй,
список книг и времени океан…
Может быть, скорей сантехников позовём
и починим этот дурацкий кран?

Свежие фломастеры разобрав,
Дочка мне рисует принцессу Белль.
Это обострился синдром «ребра»
Или я соскучилась по тебе?
Или просто – мышкою тишина
Щёлкает по файлам забытых снов?
На соседней крыше лежит луна,
«Голая, довольная», – как в кино.
Сколько принцев призрачных ни лепи,
Всё равно из шкафа ползёт скелет.
А из зазеркальной глухой степи
Смотрит, улыбаясь, дедушка Фрейд.