Филимон Сергеев - Вечна только ты…

Когда сердце нуждается в пище
И душа леденеет порой,
Не богач душу греет, а нищий —
Русский парень, до боли родной.
Так устроена Русь! И быть может,
Боль взаимная, общая дрожь,
Словно бритвой кому-то по коже,
Словно в сердце кому-то нож.

Прощайте, перо и бумага…
На сердце бездонная грусть…
Прощай, моя боль и отвага,
Родная, великая Русь!

Творцы твои – люди нищие.
Но чуткого сердца звон
Не купишь шальными «тыщами» —
Бессмысленный аукцион.

Вновь вижу – от горя и моха
Осунулись избы страны…
Неужто настала эпоха
Безверия и сатаны!

Грозят упыри нам безбожно,
Кормя обещаньем народ
И рабской придворной ложью, —
Им нужен такой поворот.

В руках и перо, и бумага.
А в сердце – бездонная грусть!
Прощай, моя боль и отвага —
Родная, любимая Русь!

За онежской ночью белой
Через лиственную мглу
Лебедь белая летела
Как в серебряном снегу.
Лебедь белая летела, и шептала ей ветла:
«Лебедь белая, лебедь белая,
ты как молодость светла!»
Но ответила ей птица: «Я не белая – седа…
Тебе в жизни не приснится
Сколько я пережила.
За морями, за холмами повстречала я орла.
Знала лебедя – молода была,
а теперь как снег бела.
Я белее снега стала,
Встретив юного орла,
К солнцу с ним взлететь пыталась,
Но лишь крылья обожгла.
За морями, за холмами повстречала я орла.
Знала лебедя – молода была,
а теперь как снег бела».

Вновь слова мои, как птицы,
К вам летят… их не унять,
Им бы ваших слез напиться,
Им бы крепче вас обнять.

Но в ненастном, жутком горе
Бедности, вражды и склок
Вас влечет одно лишь море…
И понять я вас не смог.

Я уехал в край далекий,
Где такая же беда:
Бедность, воровство и склоки —
Нет ни веры, ни стыда…

И лишь руки – ваши тайны —
Снились мне, как два крыла.
Я от них, мой друг, в отчаянии,
Может, то любовь была?

Милая, моя родная,
Душу жжет любви свеча.
Ты живешь, не понимая
Сердца русского печаль.

Жаль, что ты совсем забыла,
Как растут в лугах цветы.
Ты забыла, друг мой милый,
А ведь там – мои мечты.

Что ты, рябчик, не поешь,
Или ты брусники ждешь?
И застывшую на мху
Щиплешь старую ольху.
Не тревожь ее. Она
В гибкий вереск влюблена.
Может быть, в голодный год
Он от голода спасет.
Птица чуткая, ты пой
И гордись, гордись тайгой.
Будем слушать мы тебя
Осень, матушка и я.
Перестанешь, птица, петь —
Будет матушка болеть.
Те солисты не спасут,
Что из леса все везут.
Знают голос твой луга,
И болота, и снега.
Ты, таежник, громче пой
И гордись, гордись тайгой…
Будем слушать мы тебя —
Осень, матушка и я.

Ты не прячь свои глаза во ржи —
Это поле мной давно измерено.
О любви мне лучше расскажи
И в какие ты мечты поверила.

Знаешь, милая, любовь как путь
Без надежды. Без дорог, без края.
Может, кто-то, взяв тебя за грудь,
Страсть свою любовью называет?!

Может быть… Как это далеко
От моей любви, безумной, нежной.
Губ твоих хмельное молоко
Нынче пьет и вереск, и подснежник.

Потому, целуясь, не забудь:
Страсть порой любви не понимает.
Может, оттого лицо и грудь
Женщины Востока закрывают.

Хорошо, что есть на свете
Рощи, травы и луга,
И душистый в поле ветер,
И дороги, и стога.

Я промчусь верхом по полю
На коняге-скакуне,
И с какой-то чуткой болью
Лошадь улыбнется мне.

Умная моя коняга,
Символ юношеских грез,
Стала белой, как бумага,
От ненастий и от слез.

Ты вынослива, красива,
Шерсть – как пух у лебедей.
Знала б ты, какая сила
Нынче в сердце у людей!?

Я люблю тебя, родную,
Как звенящую пургу.
Дай тебя я расцелую,
Накормлю и запрягу.

Ночная звезда не дает мне покоя.
Быть может, я тоже далекой звездой
Когда-нибудь буду светить над землею
Любимой Отчизны, всегда дорогой.

И ранним рассветом заблудший охотник
Отыщет меня и к далекой звезде
Пройдет не один километр, может, сотню,
Навстречу светилу, навстречу судьбе.