Вячеслав Дорошин - Наговорившись с тишиной… Избранное. Книга первая

Девочка Боль, я не узнан, но принят.
Медленно-медленно тает твой яд.

Привкусом,
запахом,
соком полыни
ты оживаешь, впуская меня.

Нет, в нас – не кровь.
Безрассудство по венам.

Девочка Боль, я немел от потерь.

Лучше уж так – откровенно и смело,
нежели лбом да в закрытую дверь
не достучаться, весь свет проклиная…
Не отпустить от себя память нег…

Там, за порогом притихшего рая
снова на землю спускается снег…

Сладкая…
Я и не думал, как просто
можно тобою заласканным стать.

Горькая…
Всё-таки время смеётся…

…и не даёт
по чуть-чуть
отвыкать…

Папа и мама не любят друг друга…
Детское сердце вдруг сжалось в комочек.

Вроде бы дома тепло и уютно,
только душа согреваться не хочет.

Вроде бы вместе, да что-то неладно.
Взгляды…
Они выдают ненароком.
Даже без слов всё предельно понятно,
но ничего не изменишь упрёком.

Тихая ненависть бродит средь комнат.
Даже ночами дыхание – рядом.
Всё здесь живёт по её лишь законам,
всё лишь её здесь пропитано ядом.
Папа и мама не любят друг друга.
А ведь когда-то светились от счастья…

Осень.
И в доме – ненастное утро.
Завтрак невкусен.

– Так, всё, собирайся! –
мама торопит /опять недовольна/.
Папа весь мрачный /мрачней не найдёте/.
Манная каша влетает в «помойку».
– Больше не буду готовить – не жрёте!

Если бы,
если б всё в миг изменилось!
Крепко зажмурить глаза и представить:
папа и мама сдаются на милость
радости, что вооот такаааая большая!

Солнечным днём /не в промозглую слякоть/
с ними идти и держать их за ручки.
Больше не мучиться, больше не плакать,
не натыкаться на взгляды-колючки…

Что-то должно измениться…
/наверно/.
Всё же наивно ребёнка сердечко.

Любит он вас – тех, с которыми скверно.
Даже ТАКИХ любит он

бесконечно…

Войдёшь в мой дом и не закроешь дверь.
Вслед за тобой ворвётся запах мокрых листьев.

Дыханье осени под стать душе моей –
не обнадёживает, холодит лишь мысли.

Войдёшь ты в дом, насмешливо взглянув
на странный быт моей заброшенной квартиры.

Привык лелеять здесь я только тишину,
забытый напрочь вдохновенной сладкой лирой.

Войдёшь…

А знаешь, я ведь ждал тебя,
предчувствуя – всё именно так будет:
под монотонный хлюп осипшего дождя,
в какое-то из мрачных полнолуний.

Мне вымолить ещё бы день один…
Но понимаю, что он прожит будет также.

Есть Одиночество – мой бог, мой господин.
Есть я – в его безвременье попавший.

Коснёшься ледяной рукой своей.
В глазницах – пустота, но ты – красива…

Развеются листки календарей:
где лето? где весна?
Всё мчится мимо…

Лишь осень – эта гиблая пора
пред снежным, мир объявшим, избавленьем,
со мной ещё побудет до утра,
до самого
последнего
мгновенья.

И буду долго-долго я смотреть,
как растворяешься ты в утреннем тумане…

Сегодня ночью приходила Смерть –
убила осень.

Снег под утро выпал
ранний…

Он обнимет тебя.
Он согреет тебя.
Он излечит от зимних недугов.
Обжигающий свет.
Исцеляющий свет.
Он, наверное, мог бы стать другом.

Ты касайся его.
Ты влюбляйся в него.
Ты тянись к нему всею душою.
Ослепляющий свет.
Нереальнейший свет.

Чуешь?
Это запахло весною.
После долгой зимы,
очень долгой зимы,
что ещё до конца не изжита,
ты поверь в этот свет,
ты прими этот свет –
он святой,
он почти как молитва…

Тянешь тонкие ручки,
а слёзы бегут –
то ль от боли они,
то ль от света…

Врач сказал как-то сухо:
– Дождёмся весну…
И подумал:
«А будет ли лето?..»

Не первоцвет. Но и не вянущая роза.
Уже вкусившая все «прелести» любви…