Вячеслав Саблуков - В медном говоре колоколов

Да отступят печали и беды,
Распадётся над Родиной тьма.
Я её беспросветье изведал,
Хорошо, не сошёл в ней с ума.
И сума приготовлена, чтобы
По Отчизне скитаться бомжом,
Постигая несытой утробой
Демократии радостный жор.

В телевизор наблюдаю
За потоком новостей
И впускаю иногда я
В дом непрошеных гостей.
Ни замков не вскрыв, ни рамы,
Вмиг в квартире – вот те на!
Прямо в душу прыг с экрана —
И душа осквернена.

И зверполе, и гномов неспешный поход,
О добыча земли, в ковылях – теплоход.
Первобытная тварь разлеглась у руля:
Что случилось с тобой, дорогая земля?
Ощетинилась копьями вражия цепь.
В изначалии это? А может, в конце?
Чьей жестокой рукой остановлен прогресс?
Птеродактиль кружит над руиной АЭС.

Дозревает майский вечер.
Разбросал закат хоругви.
Долетает издалече
Эхо дальнее округи.
Кто смеётся или стонет
За чертой небесной вехи?
Что душа родная вспомнит
В этом плаче или смехе?
Я открыт твоим просторам,
Бесконечная равнина,
Ощутив с немым восторгом,
Как душа тобой ранима.

Лес. Докучливые мошки.
Голубой дугой река.
Равнобедренные ножки,
Оголённые слегка.
Извелась бедняжка Катя,
Прижимаясь так и сяк,
От того, что падший катет
Не поднимется никак…
И не замкнут треугольник,
И бранится где-то мать…
Кавалер ведь алкоголик —
Это надо понимать.

В эту полночь дремучим сознанием врос.
Различают глаза бесконечие звёзд,
Их не могут достичь даже мысли.
Нет, не дремлют извечные выси…
Чуть приметное действо Вселенной идёт:
То звезда через вечность звезде подмигнёт,
Огонёк проплывает бродячий.
Много тайн мироздание прячет…
И, покорный незнанию я своему,
Лишь дремучим сознанием чувствую тьму
И себя ощущаю потерей
В океане полночных мистерий.

Мой серый брат, волчара славный,
На лапах жизнь свою пронёс.
Хотел бы я легко и плавно
Бежать меж сосен и берёз.
К ручью скользить по обонянию
Студёных вод его испить.
С подругой на лесной поляне
На месяц первобытно выть.
Клыки вострить, за самку драться,
И зажигать в глазах огонь,
И жаркой кровью задыхаться
Своих стремительных погонь!

Я странного нищего в церкви приметил
В убогой одежде, а взор его светел.
Как будто спустился с высот небывалых:
Крестился, крестился, – и всё ему мало.
Луч солнца кудрявого чуба касался,
И нищий святым в этом храме казался.
Ещё молодой, но хлебнувший несчастий
Крестился отчаянно, истово, часто…
Шептал, костыли прислонив к аналою:
«Былое не злое, былое не злое…»

Вот встаю поутру, тусклый свет,
А со мною тебя уже нет.
Никогда не придёшь, не вздохнёшь,
В своей комнате свет не зажжёшь.
Оборвалась твоя маета,
И на кухне остыла плита.
Сиротливо застыла кровать —
Без тебя на ней некому спать.
Ход часов равномерен и пуст,
Не коснётся ни слуха, ни чувств.
А очки добрый взгляд твой хранят,
Словно сына увидеть хотят…

Жду воскресенья, к природе уехать,
В царство берёз и весёлого смеха,
В пышные травы, в зелёную хвою,
Чтоб отдохнуть онемевшей душою.
Жду воскресенья, жду, как спасения,
Чтобы нырнуть мне в певучие сени,
Слушать, как дышит июльская роща,
Видеть, как облако ветер полощет.
Скоро гудок позовёт меня дальний —
Жду воскресенья божественной тайны.

Меня жуёт голодный век
От стоп моих до самых век.
В бессилье душу мою гложет
И разжевать никак не может…
Я веку противостою,
И волю вольную мою
Не растерзать и веку-зверю.
Оставь меня – свою потерю!

Может, мне одиночество
Суждено за пророчество?
Лишь глаза одинокие
Видят цели далёкие?
Или кара – страдания —
За грехи мои дальние?
В каждом слове прозрения,
Одинок тем не менее…