Мара Винтер - Дом, которого нет

За приручённых, знаю, мы в ответе…

Вот люди сторонятся. Будто цвет

мой внутренний отпугивает малость.

– Да много ль, – Ян ей, – ты с людьми встречалась?

Они так стали ре́дки, что с огнём,

как Диоген, искать – совсем бессмысленно.

В век плоской эфемерности живём.

Экран мелькает, но за глянцем мысли нет.

Глаза твои пугают, говоришь…

Сама б их видела. Древнее только тишь. –

Смущённо улыбаться не умела

она, и потому лишь ухмыльнулась.

Он, заседая там, почти забыл про дело,

что привело в зал заседанья накануне.

"Глаза" сказал, хоть трудно, с Лорой раз

столкнувшись, белый не увидеть глаз.

Отравленная жизнь сидела рядом.

Но и́наче отравлена, чем мать:

та верность променяла на усладу,

а эта всё пыталась понимать

снаружи. Нет, не жизнь. Глазами смерти

таращилась, как на Адольфа – Герти.

Их разговор легко шёл, как по маслу

(отставлю мысли пошлые пока).

Ученики святого Зороастра

его не слушали внимательно так, как

она его. А он с миниатюрой

своей остался заперт во фритюре.

Худая и кривая. Взбит пучок

волос – неряшливый, как у Уайнхаус под кайфом.

В девицах он отнюдь не новичок,

но всё же удивлён: без всяких "ай", "фу"

и прочих восклицаний та считает,

что убивать мужчине подобает.

– Живём отнюдь мы, знаешь, не в идиллии.

Щека вторая – доведеньем до абсурда

зла, мол, "давай, ударь" – низводит силу в ноль.

Как-то смеясь, маньяка я спугнула,

его молила слёзно: ну, убей,

и тот сбежал от психа поскорей.

Но это не относится к сражениям.

Чтоб друг внутри был, нужен внешний враг.

Святое защищать от искажения

здесь, в этом мире, можно только так.

В одном себе сражаться – так и двинуться

недалеко. Я это проходила всё.

– Да, соглашусь: убийство значить может

в бою – триумф над злом, ну, фигурально.

Но мы не викинги, не римляне мы всё же.

И дело тут совсем не в наказанье

законом. Низко убивать в постели, как бы

сам низок ни был червь поганый, враг твой.

Прийти к нему, раскинув крылья мести,

замучить, обливая кровью стены –

не так уж трудно, если это "есть зачем".

Иначе сам уйдёшь в болото, пленный

своей же силой. Только контролируя

холодной головой ту, можешь применять.

– Так нужно стать бесчувственным? – Нет, чувство

взять под контроль, как кормчий, правя им.

– Но, что если то вырвется? – Искусство

себя вести имеют, кто привил

с младых ногтей себе – способность подчинения.

Потом так подчиняются себе они.

– Я так пыталась. Долго, долго сдерживать

могу агрессию, но та однажды рвётся

наружу в миг, когда слаба слишком, её держать.

Ну, мне тогда ей стать лишь остаётся.

– А почему б, – спросил он, – её просто

ни воспринять, как часть себя, как нос иль

глаза? – коснулся носа пальцем указательным,

а Лора отшатнулась, как с удара.

Искрило прямиком, не по касательной.

Но человек ей важен больше жара

того, что в областях, прикрытых дважды.

Для разговора отреклась от жажды

другого толка. Разговор стократ важнее.

Случается дай боже в год он раз…

Нет, настоящий, не в пример всей болтовне,

что окружает шумом улья нас.

Глушила, кроме головы, все точки Лора.

Низо́к, очнувшись, добивался ссоры.

– Я не терплю притрагиваний. Если

уж хочешь, разрешенья попроси.

– Но трогать просто так ведь интересней,

ты не находишь? – было свыше сил

её, в ответ улыбочке ехидной

не зарядить холодной: серповидной.

– Знакомы мы с тобой не больше часа,

а ты уж вторгся в личное пространство.

Не думай, что со мной такое часто.

Ты мне общением по нраву, а не страстью.

Не думай я, что ты – как я, но пола

другого… – Что, свалился бы во двор я? –

Смех чертенятами в углах гнездится губ.

А ей, однако, вовсе не до смеха.

Мощнейшая волна (хоть он не груб,

но не считается ни с "не", ни с его эхом),

от живота и вниз прошла, как в кратере.

Сравненье по́шло. Но зато понятно всем.

– Прошу одно: дистанцию держать, –

вздохнула Лора. И усильем титаническим

в себе расправилась со всем, что унижать

могло её, по её мненью, статус личности.

Ян удивлён такой был бурною реакцией.

Краснел, как дева (девой был) Горацио.

Ей позвонили. Мать. Идти домой

для разговора срочного сказала.

Она и наплевала б на конвой,

игнором спровоцировав скандал, но

уйти был нужен повод. Впечатление

нуждалось в обмозговываньи (времени).