Проехав проселочную дорогу, наша машина бесшумно затормозила перед одним из подъездов.
Вот и пункт B.
Все, что от меня требовалось сейчас – ждать доставщиков, которые подобно серафимам преподнесут нам божьи дары всевышнего господа Икеи и его апостолов в лице Леруа, Хофф, и иже с ними, вывалив подаяние нам под ноги из своего ржавого драндулета. Выйдя из машины и облокотившись на капот, я закурил. Где-то на фоне Кедо обсуждал условия транспортировки своего хлама, держась крайне любезно и, я бы даже сказал, чутка раболепно. Будь они понастойчивее, думаю он бы с радостью сделал за них всю работу. За осязаемую оплату, разумеется.
Кедо был материалистом от мозга до костей. Несомненно, к полноценному становлению подобного жизненного кредо приложили свои руки его семья и окружение. Окружение – своим нищенским видом и образом жизни, родня же – младшим отпрыском, который не оставлял в противостоянии за родительское внимание ни единого, даже призрачного шанса для Кедо. Само собой, разумеющееся, что столь спартанско-капиталистическое воспитание накладывает след на все дальнейшее существование индивидуума: от мелочей в повседневной рутине, вроде поиска самой дешевой пасты в магазинах, до мелочи уже буквальной, которой всегда забиты его карманы брюк.
Моими же вопиюще-наплевательскими отношениями со сбережениями Кедо в открытую восхищался. Для него это было сродни запретному плоду – что-то крайне желанное, но прикасаться нельзя, иначе отравит и произойдет великое финансовое грехопадение. Да и кому из вас не хотелось резко оказаться в чужой шкуре на пару дней? Но будьте уверены, как только жизнь под другой личиной раскроется перед вами полностью, а ореол таинственности и притягивающей неизвестности спадет, оголив то, что всегда остается за закрытыми дверями, вы тут же взвоете аки подстреленный представитель семейства псовых, и в остервенении понесетесь обратно в свою пещеру комфорта и уюта. Кедо это прекрасно понимал, поэтому всегда держался на безопасном расстоянии в роли заинтересованного зрителя, даже не пытаясь стать соучастником моих похождений. Иммерсивный театр был явно не для него.
Также Кедо осознавал и то, что великолепная возможность стать к тридцати бездомным, сидящим на паперти и ожидающим милостыню, у меня с моими привычками и образом жизни куда выше, и крайне по-джентльменски оставлял меня наедине с шансом сорвать этот куш.
Из-за угла показался мебельный фургон. Помятый жизнью, обклеенный винилом со всех сторон, он с грацией бегемота протиснулся меж двух припаркованных легковушек, оставив за собой след из выхлопа вперемешку с пылью. Владелец явно ощущал свой тарантас гоночным болидом, об этом мне по секрету сообщила наклейка с профилем Айртона Сенны в правом верхнем углу на лобовом стекле.
Кабина родила перед нами двух мужчин славянской внешности, визуально – братья-близнецы, которых взрастили в едином инкубаторе, через пуповину насыщая их с младенческих лет дешевым пойлом, параллельно с этим транслируя в головы телевизионные шоу, выходящие в прайм-тайм на федеральных каналах. В одинаковых спортивных костюмах, бритоголовые, словно выходцы из классических дресяров, – они привлекли мое внимание. Подобных людей было все сложнее встретить на улицах города и такой обширный культурно-социальный пласт уходил в анналы истории, изредка давая о себе знать лишь в тех районах, на которые правительство уже поставило крест, от чего они медленно умирали без молодой крови, консервируясь в собственном соку.
Лет этак пять назад одним из моих любимейших хобби было провоцирование подобных особей на конфликт. В этом не было никакой сложности – один мой внешний вид, мое телосложение было для них красной тряпкой, но, чтобы не оставлять шансов на упущение меня из виду, как не особо лакомой добычи, я намеренно составлял свой гардероб из вещей, которые вызывали в них внутренний эмоциональный взрыв, сопоставимый по силе со взрывом Fat Man в Нагасаки. Скинни-брюки, приталенные пиджаки и шляпы – в мое вооружение шло все, что могло возыметь эффект и дать начало полноценной дуэли. Думая, что жертва уже попала в капкан, звери обступали со всех сторон, а вперед выходил вожак стаи. Его первое слово – снятие скальпа с уже побежденного противника в их глазах, стая из гиен по обе стороны от дичи уже начала облизываться, представляя потроха, которыми они отобедают через пару минут. Но первый звонок, вынуждающий их оторопеть – отсутствие страха у загнанного в угол. Вот он все также стоит в своей шляпе, не снимая ее и даже не отводит своего взгляда прочь с вожака. Второй звонок – он подает голос, в котором не чувствуется привычного вибрато, который выдает всепоглощающий ужас в намеченной поживе. Третье – голос его становится все увереннее, заглушая главаря, и вот ночной переулок сменяется кабинетом психолога, в котором я сижу в кресле с кожаной спинкой, описывая больному (в чьей роли, лежа на кушетке, выступает мой былой каратель), а за ним стоит очередь из его сподвижников, держащих пальцы крестом, надеясь, что они смогут избежать его участи.
Читать дальше