Сергей Коняшин - Бригантина в песках

Меня из лесу в дом забрали.

Я не мог отомстить, я был слаб и мал,

И меня, как щенка, пинали.

Хоть я рос, как собака, но я клянусь –

И в ошейнике псовом колком –

Я клянусь волчьей жизнью, что в лес вернусь.

Я же помню, что я был волком.

13 мая 2004 г.

Москва

Он шёл по следу за отцом.

Нашёл, – но спёрто

Запахло кровью и свинцом.

Отец был мёртвым.

Нет ни одной родной души

Теперь на свете.

И волчий вой в ночной тиши

Разрезал ветер.

Зачем он горный перевал

Шагами мерил?

Он задыхался, но бежал.

Бежал и верил,

Что он почувствует опять

Знакомый запах,

И его будут обнимать

Родные лапы.

Через сугробы и пургу,

Судьбой укрытый,

Он добежал – отец в снегу

Лежит убитый.

И он один в лесной глуши.

И дует ветер.

И ни одной родной души –

На белом свете.

Снег, словно маг и чародей,

Скрывал деревья,

И грели пальцы егерей

Курки и цевья.

Под шкуры загнанных волков

Вонзались пули,

Обломки выбитых клыков

В снегу тонули.

Двумя глазницами чернел

Конец двустволки,

И в груду мёртвых серых тел

Ложились волки.

Сперва упала его мать,

Ища дробину

В боку зубами. Но достать

Успели в спину.

И кровь ударила струёй,

Как из фонтана –

В спине волчицы молодой

Дымилась рана.

На ноги старшие его

Зря уповали.

Из ружей всех до одного

Поубивали.

Через огонь кусок свинца

Из жерла вышел,

И вопль надорванный отца

Щенок услышал.

Стволы плевались вновь и вновь.

И в полумраке

По следу, чуя волчью кровь,

Пошли собаки.

От них убежище найти –

В стогу иголку.

И не получится уйти

От смерти волку.

Пока ему хватало сил,

Он не сдавался,

Он от щенка их уводил

И огрызался.

Замёрз озлобленный оскал.

Застыла холка.

Он обессилел и упал.

Убили волка.

От снега ветви на весу

К земле клонились.

И хлопья снежные в лесу

На труп ложились.

Надеждой в маленьких глазах

Луна блеснула,

И лапка серая отца,

В плечо толкнула.

Но, как и все, отец в снегу

Лежит убитый.

И шкура серая в боку

Свинцом пробита.

Протяжный вой в лесной глуши

Разрезал ветер.

Нет ни одной родной души

Теперь на свете.

19–20 июня 2004 г.

Москва

Не услышать ни крика, ни стона,

Ни ревущих футбольных арен,

Надо мной прокричала ворона –

Предвозвестник больших перемен.

Словно в древнем загадочном мифе,

С перестуком фаланг и когтей

Её лапы сомкнулись на грифе

Непокорной гитары моей.

Арестована вороном лира,

Стих пророческий вырван из уст,

И остаток вульгарного мира

Без него зауряден и пуст.

И теперь, словно поп над амвоном,

Безобразно фальшивит дискант –

То гитара надтреснувшим звоном

Отпевает погибший талант.

Август 2004 г.

Новороссийск – Москва

Сюда не забредали мглистые туманы.

Здесь не леса и даже не тайга.

Нас убивали дюны, зной и ураганы,

И тёрла спину старая «Сайга».

Недельный голод выворачивал желудок

И бил в глаза фонтаном черноты.

Наш командир – проворовавшийся ублюдок –

Давно продал последние бинты.

Горячий свет коптил натруженное тело,

Варя нас в нашем собственном поту.

Озлобленное солнце густо побелело,

Набрав в зените мощь и высоту.

Когда же кожа покрывалась волдырями,

От боли мы все двигались быстрей.

Но, раздуваясь на ожогах пузырями,

Она рвалась и облезала с волдырей.

Не зря искали пули встречи с черепами,

Хотя и дуры – в курсе, где висок,

И мы с простреленными насквозь головами

Валились в окровавленный песок.

Но мы вставали, чтоб идти в атаку снова,

Ведь наша жизнь скрестилась насовсем

С пламегасителем винтовки Драгунова

И с секторным прицелом АКМ.

Кровь из пробитых вен текла и заливала

Бороздки на гранатах Ф-1,

И вместо ангелов от смерти нас спасала

«Сайга» – конверсионный карабин…

9 октября 2004 г.

Москва

Налью в бутылку машинное масло, бензин –

Получится «коктейль Молотова»,

Чтобы бросить его в магазин,

Где продают золото.

Украду денег, но не на праздные развлечения,

Которым все предаются этой осенью,

А чтобы в преддверии военного положения