Сергей Коняшин - Бригантина в песках

Нет никого на целом свете,

Весь мир – как в прорези прицела,

Пока хлопок не вдавит ветер

В дырявый купол ПТЛа 2 2 ПТЛ – парашют тренировочный лётчика. .

И я парю под облаками,

Что безмятежны и глубоки,

Вдыхая жадными глотками

Ветров свободные потоки.

А может, мне остаться в небе

Без каски, строп и парашюта?

Я б улетел туда, где не был –

К уделу лучшему чьему-то.

Около 2003 г.

По неведомой мне нелепости,

Или воле Его Высочества,

Я застрял в осаждённой крепости,

Как отважный герой пророчества.

Всюду трупы моих товарищей

И героев, в боях прославленных –

Все горят в этом пекле жарящем

Средь обломков мечей расплавленных.

А драконы кружат над стенами,

Дышат вихрем огня сурового.

У меня капилляры венами

Вздулись в жаре костра багрового.

Красный флаг, на бинты распоротый, –

Очевидец моей свирепости.

Я остался последним в городе,

Я единственный воин в крепости.

Крошит стены землетрясение,

Я здесь узник чужих наручников:

Нам король обещал спасение –

Легионы отборных лучников.

Я так ждал здесь его вмешательства,

И с драконами я бы справился…

Не сдержал король обязательства –

И мой меч, как свеча, расплавился.

30 декабря 2003 г.

Москва

Здесь не багряно-красная заря

И не цветы благоухающего юга,

А лишь размытый силуэт монастыря

И леденяще-обжигающая вьюга.

На купола ложится белизна.

Кресты окутывает сумрачная бледность.

И через стёкла запотевшего окна

Неяркий свет живописует свою бедность.

Белым бело, везде лежат снега.

Вокруг одни снега до края горизонта.

Сюда трудна дорога и долга,

Как полоса ветрами прорванного фронта.

В хитросплетениях небесного огня

Среди вразброс танцующих снежинок,

Святую веру в Господа храня,

По запорошенной тропе плетётся инок.

Плетётся по тропе у древних стен

Одним-единственным вестителем пророчеств.

С ним не страшны ни смерти скорбный тлен,

Ни миллиарды соловецких одиночеств.

Здесь остывает медленно заря,

Размытый круг светила северного светел.

И вся Россия за стеной монастыря,

А над Россиею ревёт, бушует ветер.

11 февраля 2004 г.

Москва

Я вернулся в седое крошево

Своих юных и детских лет.

Вот и всё – ничего хорошего

В этом городе больше нет.

Горизонт не усеян птицами,

Над молами ревёт бора,

И я словно меняюсь лицами

С тем, кто предал меня вчера.

23 января 2004 г.

Новороссийск

Над куполами и руинами ревут

Уставшие израненные души.

Они нас заклинают и зовут,

Их хрипота закладывает уши.

В осоловело вздыбленной земле

Из ледяной пучины океана

Их убивали в каменном кремле

И низвергали в плен Левиафана.

Кресты, могилы, камни и венки

Окутаны в бессмысленность преданий,

Чтобы быстрей забыли Соловки

Печальный смысл их истинных страданий.

Здесь души сотен праведных мессий,

Но нет души последнего мессии,

Как среди сотен искалеченных Россий

Нет ни одной неправедной России.

19 февраля 2004 г.

Соловки

Николаю Х.

Бывает время,

Мой друг играет.

Когда мне плохо, друг играет на гитаре.

Струна от боли

Упруго стонет,

Пока печаль моя в аккордах не утонет.

Опустошённо

Гитара всхлипнет,

Устало крикнет и надорванно охрипнет:

– Давай за море!

За жажду риска!

Ты, как и я, приехал из Новороссийска.

Дожди и слякоть,

Мороз и вьюга.

Здесь нет деревьев и ветров родного юга.

И здесь над морем

Зеленоватым

Не кровоточат воспалённые закаты.

Друг улыбнётся

И скажет просто:

– А вспомни рёв осатаневшего норд-оста.

Взгляни на небо

И вспомни лето.

И подпевай хотя бы с третьего куплета.

Когда мне плохо,

Мой друг играет.

Гитара громкими аккордами рыдает.

Гитара плачет.

Гитара стонет,

Пока печаль моя в аккордах не утонет.

Февраль 2004 г.

Москва

Жажда мести застыла в его глазах,

Не топорщится больше холка –

Мой отец был в тамбовских убит лесах.

Он был волком, убили волка.

Прогремел карабин – он упал на снег,

Громко лаяли их собаки.

Я увидел кровь и услышал смех.

Меня взяли живьём, без драки.

Я в ошейнике шёл, обнажив оскал, –