Сергей Коняшин - Бригантина в песках

В черноту провалились низины

У подножия вздыбленных гор.

Два часа, как в полночные тени

Убежал вверх по склону Гонцов,

И земля лепестками растений

Мягко гладит ребятам лицо.

Одиноко, тоскливо и глухо.

Ветер лижет засохший пырей.

– Встали все, – пацанам бросил Муха, –

Бегом марш! За Шмелём все, быстрей!

Щебечут в небе пташки.

Акации цветут.

Вдоль моря первоклашки

С гвоздиками идут.

Линейка перед школой.

Конфеты и цветы.

Шумят толпой весёлой

Неровные ряды.

Она стоит в сторонке

У школьного крыльца.

У ней и у сестрёнки –

Ни мамы, ни отца.

На сердце у девчонок –

Следы недетских ран:

Отца у них с пелёнок

Отнял Афганистан.

До этого на праздник

С ней приходил пацан,

Задира и проказник,

Портовый хулиган.

Отравлена, как ядом,

Мирская суета,

Когда его нет рядом –

На сердце пустота.

Он приходил недавно

К ней в предрассветном сне,

Но не сказал о главном –

Что месяц как в Чечне.

Руслана вспоминая,

Стыдится мокрых глаз.

Она уже большая –

Одиннадцатый класс.

Очередь пропела из-за ели.

Пули сбрили кончики ветвей.

Трассеры лизнули свои цели,

Прочертив линейки по листве.

За бугром заблеяли бараны.

Затряслась от топота земля.

Из палаток бросилась охрана,

По кустам растерянно паля.

Шмель отполз за камни и деревья.

Ствол отбрызнул каплями свинца.

«Чехи» залегли и сжали цевья,

Словно смерть – за глотку мертвеца.

Пули рассыпáлись рикошетом.

Камни на осколки рвал тротил.

Полумесяц мокрым жёлтым светом

Листья на деревьях золотил.

РПГ прогремели сбоку.

Взрывы клали белёсый дым.

Пацаны подоспели к сроку.

Шмель метнулся, как тень, к своим.

Берцы грызли тугие склоны.

Смерть вскипала огнём в стволах.

Вглубь ущелья ввалились стоны,

Вой и крики: «Аль-хамд-уль-ллах!»

Пули с треском дробили зубы.

Черепа прожигал металл.

Землю с кровью жевали губы.

Шмель с пробитым плечом упал.

Тело – словно сырая вата.

Боль, как очередь, по вискам.

Кувыркнулась в ночи граната

И упала к его ногам.

Пот с лица, словно слезы, капал:

Неужели закончен бой? –

Муха грудью свалился на пол

И гранату накрыл собой…

Ветер стебли натягивал туго.

Она шла босиком по росе.

Волны двигали камни упруго

На широкой Суджукской косе.

Чайки место под солнцем делили,

Будто мало им Малой Земли.

Они вместе сюда приходили

Посмотреть, как идут корабли.

– Каковы же сибирские шири?

Там такая же чистая рань?

Он писал, что он служит в Сибири;

На письме, правда, штемпель «Назрань».

Громко стонет земля, дрожит,

Шмель ползёт по трупам друзей.

АКМ в стороне лежит –

Раньше Мухин, теперь ничей.

Кровь, как искры, летит из ран –

Трассера в ночь текут рекой.

С пулей в лёгких упал Руслан,

Загребая траву рукой.

Звоны по склонам скользят серебристые –

Где-то клокочет вода.

В кручи ползут косогоры лесистые,

Стынет над ними звезда.

Ветер стреляет тугими порывами,

Тьму расплавляет Луна.

Над человеком, лежащим под ивами,

Тихо склонилась она.

И аккуратно ладонями нежными

Вытерла каторжный пот,

И рукавами одежд белоснежными –

Кровью забрызганный рот:

– Помнишь, не встретиться с пулей тяжёлою

Ты мне тогда обещал?

С еле заметной улыбкой весёлою

Тихо Руслан отвечал:

– А ты не верь никому, моя милая,

Скоро тебя обниму…

Только вдруг сталь – воронёная, стылая –

В горло вонзилась ему.

21–28 марта 2006 г.

Новороссийск – Москва

Золотятся лазурные блики

В синеве безграничных просторов.

Настороженно хмурятся лики

На стенах православных соборов.

Виснут в клёнах, берёзах и елях

Серебристые звоны куплетов,

И не скажешь, что здесь на дуэлях

Перебили великих поэтов.

Сколько раз бы мы ни уходили

Из родного и милого края,

Если прожил минуту в России,

То уже не захочется рая.

Март 2006 г.

Владимир

Увольте от гнилого пусторечья

И не просите что-то объяснять.

То, что не смог однажды уберечь я,

Не смог бы сохранить я и опять.

Не упрекайте в грустном и трагичном.

Похоже, в жизни каждому своё.

Я не могу писать о самом личном –

Всё, что имел я, больше не моё.