Александр Кабанов - Бэтмен Сагайдачный

розы ссадин и сладости юга,

дети спали в саду, не разжав кулачков,

но уже обнимая друг друга…

Золотилась терраса орехом перил,

и, мундирчик на плечи набросив,

над покинутым домом архангел парил…

Что вам снилось, Адольф и Иосиф?

* * * *

как его звать не помню варварский грязный город

он посылал на приступ армии саранчи

семь водяных драконов неисчислимый голод

помню что на подушке вынес ему ключи

город в меня ввалился с грохотом колесницы

пьяные пехотинцы лучники трубачи

помню в котле варился помню клевали птицы

этот бульон из крови копоти и мочи

город меня разрушил город меня отстроил

местной библиотекой вырвали мне язык

город когда-то звали Ольвия или Троя

Санкт-Петербург Неаполь станция Кагарлык

там где мосты играют на подкидного в спички

город где с женским полом путают потолки

на запасной подушке вынес ему отмычки

все мое тело нынче сейфовые замки

и заключив в кавычки город меня оставил

можно любую дату вписывать между строк

кто то сказал что вера это любовь без правил

видимо провокатор или Илья пророк

а на душе потемки чище помпейской сажи

за колбасою конской очередь буквой г

помню как с чемоданом входит Кабанов Саша

на чемодане надпись Дембель ГСВГ. *

ГСВГ (Группа Советских Войск в Германии)

Всходят звездочки над стишком:

* * * * * * *

мы с тобой из кина пешком,

возвращаемся до сих пор,

а навстречу — маньяк с мешком,

а в мешке у него — топор.

Он родился в Череповце,

специально приехал в Крым,

чтоб настигнуть нас в пункте С:

«Добрый вечер. Поговорим?»

Мы не долго будем кричать,

орошая кровью кусты,

и о нас напишет печать,

и объявят в розыск менты.

А могли бы встретить волхва,

и всю жизнь рассказывать, как

появились на свет слова,

ветер, звезды и наш маньяк.

А теперь гадай: из мешка?

Из бездонного Ничего?

Хорошо, что ночь коротка —

бесконечен список его.

ПУНКТЫ

а) Репетитор душу вынимает;

б) Репетитор впрыскивает йод.

И если человек не понимает —

берет линейку и по шее бьет.

в) Человек от униженья плачет,

рифмует слезы на щеках земли.

г) Удобренье — ничего не значит,

а потому, что розы отцвели.

В.И. Вернадский, ангел ноосферы,

квадратный вентиль выкрутит в нули:

не потому, что не хватает веры,

а потому, что розы отцвели.

* * * *

А мы — темны, как будто перекаты

ночной воды по свиткам бересты,

и наш Господь растаскан на цикады,

на звезды, на овраги и кусты.

Затягиваясь будущим и прошлым,

покашливает время при ходьбе,

поставлен крест и первый камень брошен,

и с благодарностью летит к Тебе.

Сквозь вакуум в стеклянном коридоре,

нагнав раскосых всадников в степи,

сквозь память детскую, сквозь щелочку в заборе,

невыносимо терпкое «терпи».

Вот море в зубчиках, прихваченных лазурью,

почтовой маркой клеится к судьбе,

я в пионерском лагере дежурю,

а этот камень все летит к Тебе.

Сквозь деканат (здесь пауза-реклама),

сквозь девочку, одетую легко,

сквозь камуфляж потомственного хама,

грядущего в сержанте Головко.

И облаков припудренные лица

в окладах осени взирают тяжело,

я в блог входил — на юзерпик молиться,

мне красным воском губы обожгло.

Остановить — протягиваю руку,

недосягаем и неумолим

булыжный камень, что летит по кругу:

спешит вернуться в Иерусалим.

ДРОБЬ

Дорогие ослепшие зрители

и дешевые оптом читатели,

если утка взлетела в числителе,

значит, утку убьют в знаменателе.

Всё чужое — выходит из нашего

и опять погружается в топь,

в дикий воздух, простреленный заживо:

поцелуешь — и выплюнешь дробь.

От последнего к самому первому

ты бежишь с земляникой во рту

и проводишь губами по белому —

непрерывную эту черту.

* * * *

До библейское, Ре бобруйское, Ми

фическое имя ее на ощупь — Фасоль,

она ужинает богами и завтракает людьми,

она принимает в таблетках чужую боль.

Мясорыбное тело ее всплывает из высоты,

открывается бронзовый рот — вот и вся тюрьма,

подходи поближе, тогда и услышишь ты,

как в мешках под ее глазами мяукает тьма.

Птицехлебное тело ее погружается в Си

мулякр, поскрипывая не смазанной запятой,

отдохни, прописная истина на фарси,

на горшке с надпиленной ручкою золотой.

В бесконечной матрешке, за слоем слой,