Иван Тхоржевский - Последний Петербург

Покорная, за мною следом
Блуждает, вьется тень моя.
Но смысл движений ей неведом
В пыли, пустая толчея!

А я, беспомощный, а я?
Обрывок ночи, полный бредом…
Чему-то вслед, к чужим победам
Уводит жизни колея.

Я тень от ангела. Он тоже —
Неясный, шаткий отблеск Божий,
К земному первая ступень;

А ниже — мир еще туманней,
Полутревог, полумерцаний.
Там тень моя бросает тень.

О память детства, вечно ты верна —
Назло годам, назло всему, что было!
Пусть отцвела далекая весна,
Ее цветов душа не позабыла.

Но все, в чем есть для сердца новизна, —
Мелькнет — и нет! И удержать нет силы.
Вчерашние мечты — уже немилы.
Недавняя любовь — обречена.

Так Виночерпий ловкий: до краев
Вина умело подливает в чашу.
Так наполняет время память нашу.

И — что последний каплей дел и слов
Туда влилось — толкнут, и расплескалось!
Но капля первая — на дне — осталась.

Нет, не осилить Вечности. Жесток
Ее закон. Все чуждо, по-иному…
И слепо тянет к прошлому, к земному:
Испытанный, целуемый порог.

Я не бродяга, буйный и бездомный;
Я только дома счастлив и дышу.
А Бог и Небо чересчур огромны.
Я взгляда их, в упор, не выношу.

Тебе — лучи, в безбрежном их огне.
Мне в темной роще солнечные пятна.
Тебе — престол и холод звезд… А мне,
Мне — жар гнезда и щебет еле внятный.

Мне умирать. — Ты вечен… Но любовь
Сестра разлуке. Есть очарованье
В том, чтоб уйти и возвратиться вновь…
А смерть, — я помню, только расставанье.

Нет, рай похож — на родину мою.
Иначе он не ласков и не светел.
И быть не может, чтобы я в раю
Всех тех, кого люблю, — не встретил.

На что мне Рай, где вечною весной
Скучает все в лазурно-ясном гимне.
Отдайте мне — грозою полный зной,
Плач осени и гнев метели зимней.

Мой рай — мой дом. Иному я не рад.
Он — человечен; стало быть, прекрасен.
А ваш, надмирный, хуже во сто крат,
Чем ночь могил… Безбрежный — рай ужасен.

Музыки, музыки прежде всего!
Ритм полюби! но живой, непослушный,
Ритм с перебоями, странно воздушный,
Все отряхнувший, что грубо, мертво.

Чувствуй слова! будь разборчивым строго,
Даже изысканным будь иногда.
Лучшая песня — в оттенках всегда:
В ней, сквозь туманность, и тонкости много.

Словно пылающий взор сквозь вуаль,
Солнце в полуденной дымке трепещет;
Звездочка искрой голубенькой блещет
В небе осеннем, где стынет печаль.

Только оттенки нужны! Краски грубы,
В красках нет жизни; оттенки лови!
В них обручаются, тайной любви,
Грезы и призраки, флейты и трубы.

В песнях не умничай. Хитрый намек,
Злая рассудочность — хуже отравы!
Щиплет глаза этот едкий чеснок,
Грубая кухня, дрянные приправы!

А красноречию шею сверни!
Что в пустозвонстве, и вялом, и праздном!
С рифмой построже: уму подчини,
Не поддавайся грехам и соблазнам.

О, эта рифма! с ней тысяча мук!
Кто нас прельстил побрякушкой грошовой?
Мальчик без слуха? дикарь бестолковый?
Вечно «подпилка» в ней слышится звук!

Музыки, музыки вечно и вновь!
Стих — должен реять мечтой окрыленной!
Должен из сердца стремиться, влюбленный,
К новому небу, где снова любовь.

Пусть — как удача, как смелая греза,
Вьется он вольно, шаля с ветерком,
С мятой душистой в венке полевом…
Все остальное — чернила и проза!

Июньский вечер, синий, благодатный,
Колосья колются, ласкается трава,
Ступаешь — свежесть мягкая приятна.
Без шляпы — в воздухе купайся, голова!
Ни дум, ни слов. Звенящая свобода!
Во мне цыган проснулся кочевой,
И я иду — к тебе, в тебя, Природа!
Как с женщиной, мне хорошо с тобой.

Я снова перечел — и не узнал я вас.
Так вот мои стихи, — вот ночи плод бессонной!
Ужель так стары вы? Не верит вам мой глаз;
Вы в сердце рождены, но слух мой изумленный
Сегодня внемлет вам как будто в первый раз.