Александр Бараш - Образ жизни (сборник)

Нет, нет: они совершенно точно
были людьми: форма, сапоги.
Как объяснить. Они были – по образу и подобию.

Я – был тенью.
У меня другой Создатель.

И он в своей милости
не оставил во мне ничего, что умрет.
И я бежал к нему, летел – невесомый, голубой,
примиренный, я бы даже сказал: извиняющийся:
дым к всесильному дыму
без тела и образа.

Здесь в этом эшелоне
я Ева
с сыном Авелем
Если увидите моего старшего сына
Каина сына Адама
скажите ему что я

А после этого? Не знаю.
Каждый из нас провалился
в свое собственное забвение.

Шоссе теперь гораздо шире. На обочине
мой бронированный грузовик, вверх колесами.
В полдень я смотрю иногда из
его сгоревших глазниц: не помню
эти кипарисы.
Новые пассажиры проносятся мимо —
забыть другую войну,
других убитых,
быстрее, чем мы.

Но иногда сюда спускается ветер,
шуршит венком,
скатившимся в долину,
обрывает листок за листком, гадает:
Они любят. Да. Нет. Да.
Немного. Нет.
Сильно.
Нет.
Слишком сильно.

В дальней комнате
дома, где я жил в детстве,
на краю облака, закрученного
каким-то невероятным образом,
летел, загоняя коня, на последнем дыхании
китайский всадник, вышитый
шелковой паутиной.

Он мчался из Китая, пытался добраться.
И все время глядел на меня. Глаза,
полные обиды. Я хотел побежать навстречу,
но расстояние между нами
было слишком большое.

Потом, в конце наших дней, я понял,
что мы ошиблись: мы были одно и то же,
вышитые друг в друге,
и теперь я не знаю, где он:
то ли рассеялся в облаке,
то ли сгорел вместе с домом.

В этот день внуки нетерпеливо постучатся
в мою надгробную плиту:
вставай, дедушка, вставай, уже слишком поздно!
И на этом фронте ты тоже виноват.
Ты обещал нам, что объяснишь, почему
всё, о чем ты когда-то молчал, сбылось.
Ты обещал нам.

«Если не ошибаюсь:
молния, которая погасла, только теперь
пробивает глаз.
Воздух на месте отрезанной руки
причиняет боль обрубку»

– Нет, не так. Память не здесь.
То, что ты говоришь, это аллегории.
Но ты, мой работник, ты
должен быть точен. Я ждал от тебя бóльшего.
Ну ничего, не надо бояться. Ты не провалишься.
Подумай. Подумай еще раз хорошенько и скажи мне:
Где память?
Кто пробил?
Что отрезано?

Ты думаешь, я пришел наконец – а это
всего лишь первая волна зимнего дождя.

Ты думаешь, вот новая печаль – а это
всего лишь белая стена – как всегда.

Это извивы искушения – думаешь ты,
а это лишь бумажный змей.

Ты думаешь – одиночный выстрел,
а это сквозняк хлопнул дверью.

Ты думаешь – это я,
а это только я.

Я забыл все города,
где жил. И тебя
в одном из них.

Там ты все еще
танцуешь, босиком,
в луже от тогдашнего дождя,
хотя ты умерла.

Как я мчался
из детства, чтобы добраться
до белого дворца старости.
Он огромен и пуст.

Я не смогу увидеть
начало пути,
и тебя не увижу, и себя,
каким был тогда.

Дни идут,
вдалеке.
Всё продолжается дальше,
без меня.

Дни были как
огромные прозрачные пруды,
потому что мы были детьми.

Мы сидели на их берегах
и играли,
или спускались купаться
в чистой воде.

Иногда плакали
в фартук матери,
потому что жизнь переполняла нас,
словно кувшины с вином.

Нужно срочно предоставить себе
дополнительные шансы, освободиться
от предыдущих возможностей,
которые уже осуществились,
перейти к новым-инновационным
возможностям, открытым перспективам.
На определенном этапе я перестал
снабжать себя этим жизненно-важным
продуктом. Я помнил только
предыдущие поставки, массивные,
обильные, и наивно думал, что ресурс
возможностей никогда не иссякнет.
Я не рассматривал себя в конвенциональных
промышленных терминах, и поэтому
поставил себе одновременно и все сырье,
и планы производства. Сейчас начались
поставки, раз-два-три. Поезда, самолеты,
грузовые суда и огромные грузовики.
Я поставляю себе дополнительные
возможности, которые так быстро
не кончатся. Я открываю для себя
тайные двери и прохожу сквозь них.
Я подаю сигнал новым опциям,
чтобы они прибыли ко мне
с максимальной скоростью.