Александр Бараш - Образ жизни (сборник)

С острой тоской смотришь
на пейзаж и называешь его как тело:
горный хребет, изгиб дороги, подошва холма.
И военные обозначают цели
для жесткого удара мягкими словами:
тропа, просвет, прибрежная полоса.

Потому что каждому нужен заброшенный сад
(Адам и Ева знали, что нужен такой сад)
или старый дом,
или хотя бы запертая дверь,
куда больше не вернешься.

Разочарования встроены в жизнь,
разочарование в Иордане, что это не большая река,
разочарование в человеке и разочарование в Боге,
разочарование в теле и разочарование в сердце:
слишком мягкое. Разочарования
встроены в жизнь как камни, которые уже
никак не вынуть – без них все развалится.

И есть царапины боли на душе, как на пластинке,
и есть линии тоски по кому-то на ладони,
не линии характера, и не линии
будущего, и не линии судьбы.

Вода смягчает отчаяние,
вода несет надежду, как плывущие листья,
вода, которую мы пьем, и вода, которой мы плачем.

И голоса перелетных птиц сильнее
голоса крови, этого пресловутого зова.
И в старом деревянном бараке
все еще слышны объяснения шопотом
о том, что было.

Я хочу сказать вам
здесь на этом кладбище,
что маленькая девочка, сидящая на могиле,
не оскверняет могилу:
она славит Бога.

Ясон, лукавый мореплаватель,
один из приближенных и советников царя Янная,
делает вид, что похоронен
далеко от моря,
в красивой гробнице, в Святом городе.
Зал скрыт за другим залом,
украшен колонной и аркой,
великолепие и вечный покой
высечены в известняке.

Гробница пуста.
Только изображение корабля
процарапано на стене.

Наверху пали царства,
новые люди сошли в подземный мир.

Но не Ясон. Он выскальзывает
из гладкой стены
на быстром корабле
(рассекает воздушные моря
в режиме полного радиомолчания)
и перевозит контрабандой,
на всех парусах, как всегда,
очень дорогие товары:
солнечную воду,
шелковый воздух,
мраморную пену.

Ты подбираешь меня,
золотую монету, почти потерявшуюся,
и трешь между большим и указательным пальцами.
Я стараюсь быть новым, пытаюсь даже слегка блестеть.

Ты проверяшь мою изначальную стоимость,
рассматриваешь портрет, отчеканенный на мне:
я вырастаю, почти настоящий император.

Этого недостаточно. Ты склоняешься надо мной,
ударяешь, озабоченно вслушиваешься,
я издаю для тебя
свой самый чистый звук, почти без примеси.

Под конец, как опытный меняла,
ты надкусываешь меня: может быть, погнется
это фальшивое золото.

Я тверд, выдерживаю испытание: хоть не золото,
но вполне сносный сплав. Теперь ты можешь
со спокойным сердцем меня потратить.

Я тороплюсь на срочную встречу:
за стеклянной перегородкой меня ждет
(я уже опаздываю) скорописец фараона.
Он сидит скрестив ноги,
весь внимание.
Смотрит на меня белыми глазами.
Что продиктую ему.
Что я должен продиктовать ему.

Посетители, проходя мимо,
задерживаются на минуту,
отражаются в стекле, стираются.

Итак, мы, он и я.
Его колени смотрят на меня
с большим терпением.
Итак, что.
Он обожженная глина,
я глина постепенно замерзающая.
Что прикажу ему.

Он видит
мое молчание,
он процарапывает его
на гладкой доске.

Я взглянул на часы, и стираюсь
со стекла, с его лица.
Не видел, что я уже был.
Он ждет меня.
Я уже опаздываю.