«В окне висит картина мира…»
* * *
В окне висит картина мира:
кисло-молочный йогурт неба
направо то же что налево —
опавших лип ретроспектива
намокших крыш клавиатура
Все это – и не то чтоб криво
а как-то так не слишком клево
* * *
В первые минуты после появления на свет
ее положили на столик под обогревательные лампы
и акушерка поручила мне постоять над ней
Очень женственная… Ямочка на левой щеке…
Она впервые в жизни разлепляет веки – и
мы смотрим в глаза друг другу
Какая
полнокровность существования
пенится в горле и выкипает из-под век!
Здравствуй моя дорогая
«Наступило лучшее время нашей семьи…»
* * *
Наступило
лучшее время нашей семьи.
Я отдаю себе в этом отчет. Вот он.
Мы сейчас – то, что будет называться
«когда родители были молодые». А для детей
начинается эпоха
(с ее примерно трех лет, и с его девяти),
на которой в видеотеке памяти будет написано
крупными печатными буквами:
«Детство».
В детстве наша семья жила
в трехкомнатной съемной квартире
на углу улиц Шопена и Ударных Рот.
Под окном дальней комнаты
был развесистый куст алоэ,
а балкон гостиной опутал цветущий горох.
Ты нет, а я – помню,
как еще неженатый парикмахер Йони
поджидал клиентов в той стеклянной комнатке,
где теперь офис по продаже квартир.
А за столиком у ближней лавки всегда сидела
древняя старуха Натива Бен-Йехуда
из поколения создателей государства,
будто из фильма «Затерянный мир».
Муэдзинов из Старого Города
было слышно только под утро,
и то уже на выходе из подъезда, когда из фонарей,
как вода в песок, пропадает свет,
в тот час, когда роса на покатых стеклах машин
розова и пушиста, как сахарная вата,
и почтальон, не глуша мотор своего пикапа,
мечет под двери жирные пачки газет.
Глава правительства, плешивый щеголь,
часто ездил по нашей улице,
машины эскорта квакали и завывали под ухом,
словно амфибии из тропических болот.
А мы собирались вокруг журнального столика,
как у костра, или под музыку из Ю-Тьюба
полуголые, держась за руки,
с дикими криками водили свой хоровод.
С периодичностью раз в десять лет
происходили войны.
Один росли, другие «садились» как одежда,
и убыстрялся темп.
Но несколько лет царило почти
невыносимое равновесие.
И вот мы
входим в это время, как с ребенком в море
в первый раз в его жизни… когда-то,
сейчас, потом.
* * *
Какая-то годовщина, они, сын и дочь, созваниваются,
каждый выкраивает пару часов посреди своих забот,
и приезжают на кладбище, на краю поселка
под Иерусалимом.
Склон холма, черепичные крыши, горы вокруг…
Встречаются на автостоянке, подъехав в одно время.
Постояли у белой плиты на солнце, положили
по камешку.
Поехали выпить кофе. Посидели, поговорили о детях,
о делах.
Почему-то больше вижу ее: высокая,
уверенная в себе,
черный деловой костюм, прическа каре…
Дай бог, чтобы так было.
Его сердцем – красным, розовым белым —
была клумба с пионами между умывальником
и красной смородиной. Пионы! Почти невыносимые
в своем одуряющем складчатом тяжелом роскошестве,
будто восточные красавицы в юности, которые еще
через несколько лет оплывут под грузом сладкой
пышности и станут вовсе невыносимыми.
В цветах и травах
северных стран есть своя густая полнокровность,
почти как в субтропиках, – из-за обилия влаги,
и в них самих, и в световой атмосфере вокруг, но
с всегдашним сквозняком близкой осени с изнанки,
и оттого с меланхолией и интравертностью,
подкарауливающими у забора,
как покосившийся дачный сортир.
Головой этого сада – был двуэтажный зеленый дом
под серой шиферной крышей. А мозгом,
конечно же, завихрение пространства
в районе подушки над кроватью деда, между окном,
куда поплевывает и сморкается июньский дождик,
и дерматиновым стулом, с пособиями по садоводству,
газетой, в промежуточной стадии между покупкой и
горчичниками, и темным пузырьком с валидолом.
Его запах, знак советской старости, – всегда стоял
в этой комнате, и обозначал для меня-подростка то,
чего в моей жизни – не будет! И я сделаю все,
чтобы этого убожества… и т. д. Когда я сейчас
пью валокордин, то открываю его
только на балконе. Ах, эти капли
российского пенсионера и совкового неврастеника!
Моросящий химический дождь над теплой
гладью воды из-под крана в бокале для виски…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу