Давид Гофштейн - Избранное

Всю зиму и мерзло и мокло
На северной стороне
Окно мое. В этом окне
Сегодня оттаяли стекла.
Я фортку открыл — все равно
Светлее не стало окно…

Все дальше становятся дали,
Что вписаны в стекол квадраты…
Одни только ясными стали
Сердечные наши утраты.

Посветлел восток… Оттуда
Золотистою тропою
Скоро выйдет злое чудо
И лишит меня покоя.

С этим чудищем жестоким
Как-то странно я встречаюсь,
И багрянца на востоке
Почему-то я пугаюсь.

Солнце вышло. Солнце выше.
По пути оно видало
И готические крыши,
И китайские кварталы…

Это самое светило
От «убежища» к жилищу
Проходило и светило —
Там, где смерть искала пищу,

И, спокойное, глядело
На оскаленные лица,
На обрубленное тело
И на полые глазницы.

Всем светило. Всем сияло.
Многоперстием лучей
Мертвецов благословляло,
Мертвецов и палачей.

К мертвецам я не причастен —
Я живу, люблю, дышу…
К палачам я не причастен —
Я не жгу и не душу…

Не палач я, не мерзавец…
Не имел и в мыслях злого…
Но сегодня я терзаюсь
Тем, что меч мой — только слово.

Как он расшатан, этот старенький вагон!
Он перегружен, он все время в дальних рейсах;
Его подхлестывают провода и рельсы,
Никто не слушает, как жалуется он!

К заводу шумному вагон несется вдаль,
Где точат лезвия против убийцы злого.
И я спешу узнать, я, чье оружье слово,
Ту остроту, которой тайну знает сталь.

Для ненависти остроту я берегу,
Чтобы бороться против черных сил вторженья.
Сегодня творчество как острый меч в сраженья,
Хочу я каждым словом смерть нести врагу!

Вон там — на женщину сиянье солнце льет.
Лицо измученное покрывают пятна…
Что с ней? Она беременна. Понятно!
Ее с работы должен скоро снять завод.

И смысл особый получил лучистый свет
В копне ее волос, на их волне бездонной:
Он, как священный нимб над головой Мадонны,
Благословеньем мне сияет много лет!

Как сложно в мире все, я понял в этот миг,
Как много скрыто тайн в обычнейшем явленье!
Я будущих побед увидел становленье
И в муках нынешних — грядущей славы лик!

Мы с гордостью всем заявляем сегодня:
Достались нам тяжкие дни испытаний!
Чтоб люди и страны вздохнули свободней,
Мы стойко шагали дорогой страданий.
Идем мы, как вестники радости ранней!

У нас еще много работы на свете,
Мы будем сражаться до полной победы,
Чтоб корни врага отыскать и стереть их,
Чтоб он не оставил позорного следа.

Мы семя прекрасное в мире посеем,
Но мы не забудем обиды и муки:
Клянемся, что будем мы мстить, как умеем,
Железной метлою их пепел развеем,
В крови не страшась омочить свои руки!

Не иду я не еду — лечу над землей
Я в мой Киев любимый, в мой город родной.

Я готовился и я готовлюсь опять —
Не рыдать, первый ужаса крик удержать

В час, когда все, что знаю горящей душой,
Вдруг предстанет воочию передо мной —

Наше горе и боль, пепел, камни, разгром
В бездне скорби, в величии страшном своем.

Я готовился месяцы, тысячи раз,
Но еще не готов, не готов и сейчас…

Вот он, вот он! Плывет он из дали степной,
Где стоят эшафоты ужасной стеной,
Город крови и смерти, мой город родной!

Родной до слез, родной до боли,
Тебя я вижу, город мой!
Сквозь пламя, дым, позор неволи
Бойцам, что за тебя боролись,
Даешь ты свой наказ простой:

Умножьте грозные удары,
Чтобы днепровскую струю
Окрасить вражьей кровью ярой,
Чтоб страшной, справедливой карой
Насытить ненависть свою.

Теперь вы — мстители и судьи!
За смерть, что в громе разрушенья
Врагами нам принесена,
За все теперь в ответе будет
Вскормившее их поколенье,
Их породившая страна!