Давид Гофштейн - Избранное

Он настанет, светлый день!
С городов и деревень
Сгонит черной тучи тень,

И, забыв годину бед,
Мы на стройках мирных лет
Вновь увидим солнца свет!

В проезде Крупской, здесь мой дом…
На Ленинской я дома жил.
А нынче носятся кругом
Там своры бешеных громил.

Здесь теснота и темнота,
Но, светом радостным маня,
Одна чудесная черта
Здесь гордым делает меня.

И разгоняет ночи мглу
И расширяет мой мирок
Простое зданье на углу,
На перекрестке двух дорог.

Стоит здесь Ленинский музей.
Как негасимые огни,
Здесь образы больших людей,
Их героические дни.

В часы, когда уж свет не мил,
Того простого зданья вид
Вдруг придает мне много сил,
Меня спасает и живит.

И, позабыв тоску и грусть
И веря в жизнь и в мир, опять
В ряды борцов я становлюсь,
Чтоб до победы воевать!

Не думал никогда,
Что здесь я поселюсь!
Меня привел сюда
Страданий тяжких груз.

И хоть не в этот край
Мечта меня влечет,
Здесь есть и каравай,
И молоко, и мед…

И над большой рекой,
Над тишиной полей
Вновь радостный покой
Царит в душе моей —

Мир, за который сын
Сражается для нас,
Который я один
Вкушаю в этот час.

Богата и сильна,
Свой мир создав трудом,
Великая страна
Сражается с врагом…

Страданий тяжких груз
Меня сюда привел,
Но я с врагом борюсь,
Живя средь мирных сел!

И горе, и мечты,
И ненависти пыл,
И жажду красоты
В душе я сохранил.

Пусть больно мне — ну что ж?
В горниле трудных лет,
Надежда, ты ведешь
Меня путем побед!

Ширь и просторы башкирских полей…
Вести из Киева всё тяжелей.

Дёма-река, поплавки и леса.
Юности слышатся в них голоса.

С детства по-русски учась говорить,
Я научился природу любить.

О рыболовстве, о заводях рек
Память в душе сохранил я навек.

Дед мой — он был не помещик Багров
Он не имел ни земли, ни коров,

Не было в доме почтительных слуг,
Сам он работал, забыв про досуг.

Часто, бывало, приказывал мне
Он поплясать на занывшей спине.

Нравилась мне исцелителя роль:
Я успокаивал острую боль…

Что ж между внуком Багрова и мной
Общего было? Так спросит иной.

Общей была и любовь, и печаль:
Было мне бедного мальчика жаль.

Книги читая, я плакал над ним, —
Горько страдавший, он стал мне родным.

Мать обожал и мечтал он о ней,
Глядя пытливо на мир и людей.

В сердце его жили боль и тоска —
Вот чем судьба его многим близка!

Светлые чувства, владевшие им,
Он передал поколеньям другим,

Чтоб и потомки, берясь за перо,
Мыслью и словом творили добро.

Здесь, где в тиши полей спокойно села спят,
Я увидел тебя, далекий Ленинград.

Болезненный твой свет ворвался в мой покой,
И сжалось сердце вдруг смертельною тоской.

Великий город мой! Я слышу в этот день
Шаги твоих детей по тропам деревень,

Прозрачны лица их, в них и кровинки нет,
Но все ж их озаряет твой негасимый свет!

Ну что ж?
Пусть ненависть, как бешеный поток,
Захлестывает города и страны,
Коричневой волной сбивая с ног,
Пусть безудержный вихрь, что в грозный
срок
Берлин и Рим послали на Восток,
Разносится по миру непрестанно.

Ну что ж?
Настанет час расплаты и для вас,
Убийц и людоедов!
Он уничтожит, этот страшный час,
Тех, что ползут, как ядовитый газ,
И, крови человеческой отведав,
Как опухоль, растут, терзая нас.

Ну что ж?
Пускай мы будем только семена
Для Дерева Единства, что родится
Из этих зерен… Тень его должна
Укрыть весь мир. Светла и зелена,
Зашелестит листва в те времена,
Когда вершина к солнцу устремится…

Ну что ж?
Когда-нибудь жар сердца — наша песнь
Достигнет той поры, когда все люди
Обнимутся, как братья. Станет весь
Безбрежный мир единым. Дружбы весть
Промчится по планете, чтоб расцвесть,
Как сад, что и в веках бессмертным будет!