Давид Гофштейн - Избранное

Болезненна вера в чудесное!
К носителям трепетной веры
Страдания знают дорогу…
И радости их ожидают…

К священным я радостям сердце свое
обращаю.
Во имя того,
Что давно уготовано
Для миллионов
И бремя его
Несут одиночки-избранники, —
Сейчас я тебя заклинаю,
Машина мышленья железная:
— Запомни про это:
Ты — светильник,
Не больше,
Для сердца поэта,
Усталого сердца поэта…

О, свет мой белый!.. Велика
Моя большая жизнь… Я знаю:
Существованье на века
Самою смертью утверждаю.

Нетленен вечный мой союз
С тем, что извечно созидает.
Я, жизнь покинув, с тем сольюсь,
Что, разрушая, оживляет.

Да, я горжусь,
Что я принадлежу к народу,
Которому неведома усталость,
Который созиданьем занят,
Уверенный,
Что людям для бессмертия
Не нужно непременно дожидаться,
Когда их смерть настанет…

В провалах исчезают поколенья,
Взрыв следует за взрывом.
Вот опять
Разбросано,
Разметано,
Размыто
Что было вместе.
И все же верит мой народ,
Что если суждено
Ему везде быть,
Не значит это —
Вовсе не быть.

Но я горжусь
Еще, еще сильнее,
Что я принадлежу
К тем людям,
Которым выпало на долю
Мужать и закаляться
В борьбе, в труде высоком.

Я еврей
Особого закала,
Я видел в мире много разных мест,
Но ныне полон я отваги,
И у меня оружие в руках,
Дающее мне силу
Сквозь дым,
Сквозь кровь
Взирать на даль времен,
Горящую прекрасным светом —
Тем светом, что теперь,
Как искра, занялся.

И я горжусь,
Что я частица тех,
Которые желают страстно
Из всех многоразличных мест,
Мной посещенных до сих пор,
Увидеть в ярком свете
Великий здешний мир,
Великую мою отчизну —
СССР.

Светло и солнечно. Какие дни стоят!
Зеленый, юный мир раскинулся вокруг,
Но ветер вносит вдруг смятенье и разлад,
Повеяв холодом невыносимых мук.

Стираются миры с поверхности земли,
Один короткий миг — и нет годов труда;
И проклял человек тот день и час, когда
Война и ненависть на землю к нам пришли.

Но жизнь ликует так, как будто смерти нет,
Нет ужаса нигде, военного бурана,
И льется золотом на землю солнца свет,
Жизнь полнокровна, как всегда, всегда румяна.

Жизнь полнокровна, как всегда, всегда румяна,
Жует насущный хлеб с улыбкой постоянной,
И поколения сменяются быстрей,
И дети среди бурь растут еще живей.
И хорошо тому, кто осознал закон:
Стоять не может мир, всегда в движенье он,
Пройдет один лишь миг — он снова изменен.

Горсткой пороха горы взрываются,
Каплей счастья горе разбавляется,
Веют ветры бурные, ненастные,
Но всегда утешит слово ласковое.

Пусть же все простые люди ведают —
День грядущий к нам придет с победою,
Пусть упорны будут и уверены,
И не будет радость дней потеряна.

Бус я дочурке купил на утеху —
То-то радости было и смеху!
Помню, сказала она перед тем:
«Я не хочу умирать совсем!»
Правильно, дочка, хотеть-то и надо,
Сядь, поиграй — вот бусы в награду.
Не бусы — бусинки, молвить строго,
На грамм выходит их очень много.
Дочка, права ты, что хочешь жить,
Вот разноцветные бусы — нижи!

Радость какая для юных глаз —
Радуга красками занялась!
Брызги в стекле горят, улыбаясь, —
Красная, синяя, голубая.
Верю я, не пустые мечты —
Чего я жду, дождешься ты.
И не узнаешь ты ярма,
Что ночью душит меня, как кошмар,
Которое вижу еще во сне, —
Всю жизнь от него не избавиться мне.

Учась, ты играешь — такая пора,
Но будет потом и серьезней игра.
Так светлые миги полнее вынашивай,
Бусы нанизывай, никого не спрашивай,
И слушать пока никого не надо —
Кто смеет желаньям твоим быть преградой?

Если б он во вселенной был,
Живота моего владыка,
Я б его день и ночь молил,
Как о милости о великой: