Вы, для кого порок — закон превыше всех,
Не короли — рабы, галерники утех
И пагубных страстей, неистовство какое
Блазнит вас, подлые, натешиться в разбое
И ваши скипетры поглубже в кровь макнуть,
Чем царствие начать и завершить свой путь,
На коем столько бед и мук людских так много,
О чьем конце народ в молитвах просит Бога?
Народ — конечности и тело, а главой
Король является, но с головой пустой,
К тому ж безумною, грозит беда большая:
Такая голова, дурачества свершая,
Из тела своего пускает кровоток,
Кромсает плоть свою, и вот — ни рук, ни ног.
Но, может, лучше так, — толкует нам коварство, —
Когда бессмысленны все средства, все лекарства,
А рана все гниет, чернеет день за днем,
И видно, что грозит антоновым огнем,
Не лучше ли тогда рубить больные члены,
Чем тело обрекать на гибель от гангрены?
Такой совет неплох, такая к месту речь,
Когда, отрезав часть, возможно жизнь сберечь,
Но бесполезно все и нет пути к здоровью,
Когда зараза вглубь уже проникла с кровью,
И ощущает мозг, придя в себя едва,
Что яды в плоть струит, хотя он ей глава.
Тот больше не король, а просто хищник дикий,
Кто телом пренебрег, забыл свой долг владыки.
Любовь и пагуба — вот что нам знак дает
Для распознания, кто царь, а кто деспот.
Один огородил стеной и войском грады,
Другой их сокрушать ведет свои отряды,
Когда идет война, когда царит покой,
Один к подвластным добр, зато жесток другой,
Один завоевал любовь к своей особе,
Другой вселяет страх и побуждает к злобе.
Раздолье хищникам, коль стадо им дано,
Сдирает шкуру волк, король стрижет руно,
Благого короля народу власть желанна,
Но молится народ о гибели тирана.
Тот из язычников, кто некий смысл постиг,
Такие почитал достоинства владык:
Коль прочно царствие и места нет разброду,
Властитель признает владычицей природу,
Болеет за людей, почтителен к богам,
С умом хозяйствует, готов трудиться сам,
Отважен в грозный час, а в мирный осторожен,
В своем совете трезв, а в слове непреложен,
Такому мерзок льстец, но дорог старый друг,
Такой, хоть бережлив, но одаряет слуг,
Отец всем подданным, отверженным опора,
Враг ненавистникам, виновникам раздора,
Простой и ласковый к своим, он супротив
Того, кто зло несет, а к прочим справедлив,
Внушая гордым страх, надежду всем несчастным,
Бывает лик его то светлым, то ненастным,
Чтоб всяк, чей дух высок и преисполнен сил,
Без принуждения помазанника чтил;
Руками чистыми был славен вождь примерный,
И не было в его словах и сердце скверны,
Рассудок мерой был желаний и утех
И отвращал глаза от искушений всех;
Правитель — праведным должник, гроза лукавым —
Был милосерд в правах, а в милосердье правым.
Так на земной стезе иной властитель мог
Стать равным божествам, как некий полубог.
Так было, но слышны поныне речи эти
О злом правителе, о правильном совете,
У нас нет выбора, уж был бы хоть один
Неправедный совет и добрый властелин!
Порушить Францию совет наш хочет ныне,
Испанцы в нем сидят, французов нет в помине,
Здесь продан нищий люд, растоптаны права,
Унижен сирота, ограблена вдова,
Здесь правит женский ум, завистливый и властный,
Чья прихоть, как закон, для клики сей согласной.
Вероотступник-поп, лукавый лицедей,
Пред всеми кается, смиренный, как лакей,
Другой, нахлебником живя при злобной бабе,
Ей душу запродал, сгибает дух свой рабий,
А третий дивное творит для двух сторон:
Бурбона предал он, и Гиз понес урон.
Пройдоха при дворе свои сбывает речи [133] Возможно, здесь подразумевается Ги дю Фор де Пибрак (1529— 1584), государственный советник и знаменитый оратор.
,
Бездушный душегуб [134] По-видимому, речь идет об Альбере де Гонди (1522—1602), одном из виновников Варфоломеевской ночи, вдохновителе убийства адмирала Колиньи.
к жестокой кличет сече,
Хромой пришелец [135] Имеется в виду Лодовико Гонзаго (1540—1595), правитель Мантуи, в 1565 г. ставший герцогом Неверским. Во время второй религиозной войны был ранен в колено и остался хромым. Один из организаторов Варфоломеевской ночи.
здесь урвал немалый кус,
И душу променял на злато лжефранцуз,
Иной, чтоб торговать вольготнее пороком,
Сулит нам правый суд, да все выходит боком,
Купить злокозненных стремятся короли,
Такие их оплот, опора, соль земли;
Такими способы готовятся нехудо,
Чтоб кровь добыть и мозг истерзанного люда,
Добро ему сулят, но он опять надут,
Французам ходу нет, тосканцы все берут.
Но эти хитрости приводят грады к смуте,
Войну гражданскую грозят раздуть по сути,
Король, которому оградой служит трон,
Однако вынужден народу дать закон.
Затем и действует в комедии дурацкой
Осел Италии [136] Ослом Италии автор именует Франсуа Бирага (в перечне имен собственных названного Рене Бирагом). Он был хранителем королевской печати, одним из пяти приближенных королевы-матери, обсуждавших с нею план Варфоломеевской ночи. Будучи итальянцем, он, видимо, звался по-итальянски Франческо (либо Ринальдо) Бираго.
, сей соловей аркадский [137] Аркадскими соловьями в древности называли ослов, которыми славилась греческая область Аркадия.
,
Злодей безграмотный, способный делать вид,
Что слеп, а также глух, что в стороне стоит.
Читать дальше