Шицзин

Далекое небо простерло внизу на земле
Одну лишь немилость, и гнев его грозный жесток!
Советы царю, зарождаясь в неправде и зле,—
Когда остановят они свой губительный ток?
Благие советы бывают — не следуют им,
Напротив,— дают исполненье советам дурным.
Услышу я эти дурные советы царю —
И вот я великой печалью и скорбью томим!

Вы вместе сойдетесь — злословье одно за спиной...
Не так же ль большую печаль оно сеет вокруг?
А если хороший совет предлагает иной,
Вы все заодно на него тут восстанете вдруг.
Но если дурные советы предложит иной —
Тут все заодно на него опираетесь вы!
Помыслю об этих зловредных советах царю:
К какому концу привести они могут? Увы!

Гаданьем ли мы утомили своих черепах [282]? —
Они не вещают нам больше грядущий удел.
Не слишком ли много советников в царском дворце?
И не оттого ли не видим исполненных дел?
У нас предложенья царю переполнили двор,
Но выполнить их безбоязненно кто бы посмел [283]?
Так путник, что только судачит, не смея идти,
Вперед оттого не подвинется вовсе в пути.

И ваших решений предвижу я жалкий конец —
Вы древний народ наш не взяли себе в образец;
Великие истины царь наш не ставит в закон —
Одни пустяковые речи и слушает он.
Одни пустяки, и о них только споры кругом!
Так домостроитель с прохожими станет рядить —
Навряд ли успеет он вовремя выстроить дом.

Хоть в царстве у нас ничего еще твердого нет,
Но мудрые люди нашлись бы, пожалуй, и здесь [284];
В народе у нас, хоть немного осталось его,
Разумные люди к совету пригодные есть,
Достойные видом, способные править умы!..
И точно источник бегущей и чистой воды,
К погибели общей теперь не стремились бы мы [285].

Никто б не посмел безоружным на тигра идти,
Чрез Желтую реку не стал бы шагать пешеход —
Но люди, что знают об этих простейших вещах,
Не знают сравнений и даже не смотрят вперед.
И страхом страшась, весь дрожу я, предвидя беду!
Как будто, приблизившись к бездне глубокой, стою,
Как будто я первым ступаю по тонкому льду.

Пусть птица-певунья собою мала —
Способна до самого неба взлетать...
Сколь сердце мое раздирает печаль,
Лишь только я предков начну вспоминать
И я до рассвета уснуть не могу —
Покойные в думах отец мой и мать.

Кто ровен и мудр, хоть и выпьет вина,
Себе господин, в нем приятность видна.
А кто неумен, да невежда притом,
День за день всё больше сидит за вином.
Но каждый да помнит о долге своем:
Судьбу утеряв, не воротишь потом!

В глубокой долине растут бобы,
Я вижу: народ собирает их.
Не жаль шелкопряду детей своих —
Порою оса похищает их.
Добру научите детей своих —
Подобными вам воспитайте их!

. Иль на трясогузку ты бросишь свой взор —
Она и поет, и летит на простор...
Вперед, что ни день, я все дальше иду,
Шаг с каждой луной ускоряй — всё не скор!
Пораньше вставай и попозже ложись —
Жизнь давшим тебе да не будешь в укор.

Вот птица порхает, что в тутах живет,—
Клюет она, с тока таская зерно...
О, горе вдовицам у нас и больным —
Им, сирым, в темницах страдать суждено.
Лишь с горстью зерна выхожу со двора
Гадать, как идти мне стезею добра.

Будь мягок, почтенья исполнись к другим,
Как птицы, что сели на ветви дерев.
Мы, будто приблизясь к обрыву, стоим —
Будь чуток с другими и сдерживай гнев,
Будь так осторожен, как тот на пруду,
Кто первым проходит по тонкому льду.

Вороны по воздуху крыльями бьют —
Обратно к родным вылетают местам.
У всякого счастье свое и приют,
И только несчастлив и грустен я сам.
Грехи ли мои перед небом тяжки?
В какой перед ним я повинен вине? —
Но только исполнено сердце тоски,
Не знаю, что делать, несчастному, мне?

Большая дорога гладка и ровна,
Но пышной травой вся покрылась она.
И сердце тоскою разбито мое,
Поранено сердце, и горесть сильна,
Она превратила меня в старика,
В постели я только вздыхаю без сна...
О, сердца тоска и глубокая боль!
И вся голова моя точно больна.