Шицзин

Чжуна просила я слово мне дать
Не приходить к нам в деревню опять,
Веток на ивах моих не ломать.
Как я посмею его полюбить?
Страшно прогневать отца мне и мать!
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только суровых родительских слов
Девушке нужно бояться, поверь!

Чжуна просила я слово мне дать
К нам не взбираться опять на забор,
Тутов моих не ломать на позор.
Как я посмею его полюбить?
Страшен мне братьев суровый укор.
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только вот братьев суровых речей
Девушке надо бояться, поверь!

Чжуна просила я слово мне дать
Больше не лазить в мой сад на беду,
Не обломать мне сандалы в саду.
Как я посмею его полюбить?
Страшно мне: речи в народе пойдут.
Чжуна могла б я любить и теперь,
Только недоброй в народе молвы
Девушке надо бояться, поверь!

Шу на охоту поехал, по улице гонит коней —
Улица точно пуста и людей я не вижу на ней...
Улица разве пуста и людей ты не видишь на ней?
Нет между них никого, равного Шу моему,
Всех он прекрасней собой, всех он добрей и умней!

Шу на охоту поехал — его колесница видна.
Нет здесь на улице нашей умеющих выпить вина...
Разве на улице нет здесь умеющих выпить вина?
Нет между них никого, равного Шу моему,
Как он прекрасен и добр, знает про это страна!

Шу по стране разъезжает — он ищет добычи для стрел.
Юношей нет здесь таких, кто бы править конями умел...
Разве здесь юношей нет, кто бы править конями умел?
Нет между них никого, равного Шу моему.
Как он прекрасен собой, как он отважен и смел!

Шу на большую охоту ехать собрался в поля,
Вот в колесницу поднялся, правит четверкой коней,
Вожжи в руках натянул он шелковой ленты ровней,
Пляшут его пристяжные княжьих танцоров плавней.
Шу на охоту поехал — только болото кругом,
Разом вздымается кверху пламя зажженных огней.
Торс обнажил он, руками тигра сжимает сильней;
Князь в колеснице — он тигра прямо сложил перед пей.
Шу я просила: не надо тигров руками ловить;
Ран от когтей берегись ты — ран не бывает страшней!

Шу на большую охоту ехать собрался в поля,
Вот в колесницу поднялся, правит четверкой гнедых,
Головы вздернула кверху пара его коренных,
Дикие гуси в полете — пара его пристяжных.
Шу на охоту поехал — только болото кругом.
Разом огонь разъяренный в зарослях вспыхнул густых.
Шу на охоте, наверно, лучший из лука стрелок.
Шу ведь искусством возницы также похвастаться б мог.
Вскачь он порою пускает, сдержит порою коней,
Пустит стрелу он и мчится прямо вдогонку за ней!

Шу на большую охоту ехать собрался в поля,
Вот в колесницу поднялся — серых четверка пошла,
Вровень несут коренные головы и удила,
Две пристяжные, как руки, вслед им простерли тела.
Шу на охоту поехал — только болото кругом —
Вспыхнул огонь, и повсюду все он сжигает до тла.
Лошади Шу утомились — тише и медленней ход,
Реже и реже из лука стрелы свершают полет.
Вот свой колчан отвязал он, стрелы в колчане лежал,
Лук свой он к месту приладил — едет с охоты назад.

Цинские [126]люди под городом Пэн [127], с этих пор
Кони четверками мчатся — броня их убор.
Алый из перьев с двух копий свисает узор,
Кружит над Хэ [128]колесница, свершает дозор.

Цинские ныне под Сяо [129]в дозоре полки,
Грозные кони в броне, колесницы тяжки,
Подняты кверху двух копий двойные крюки;
Воины бродят по берегу Желтой реки.

Цинские люди под Чжу [130]караулом стоят,
Кони в броне выступают так весело в ряд.
Правит возница, оружье снимает солдат,
Сам воевода меж ними доволен и рад!

Баранья придворная шуба блестит,
Мягка, и гладка, и прекрасна на вид:
О, это такой человек, говорят,
Судьбой он доволен и верность хранит.

А барсовый мех к рукавам прикреплен.
Отважный вассал — он и смел и силен.
О, это такой человек, говорят,—
В отчизне был правды ревнителем он.

Пышна эта шуба баранья на нем —
На ней украшенья сверкают огнем.
О, это такой человек, говорят,
Прекраснейшим был он в отчизне бойцом!