Шицзин

Глубоко в долине глухая крапива растет,
Она увядает и листья ее сожжены.
Покинуть супруга беда заставляет жену —
Протяжны стенанья и плач уходящей жены,
Протяжны стенанья и плач уходящей жены,
И злобу познав, расставаться супруги должны [120].

Глубоко в долине глухая крапива растет,
А зной и в низинах сырых ту крапиву пожег.
Покинуть супруга беда заставляет жену,
С рыданьями слезы текут — непрерывен их ток...
С рыданьями слезы текут — непрерывен их ток;
Зачем эти слезы? Ужель отвратят они рок?

Заяц медлителен и осторожен,
Фазан простодушен — попал он в силок.
О, если 6 от жизни моей начала
Того, что я сделал, не делать я мог!
И вот во второй половине жизни
Все эти печали послал мне рок!
О, если 6 навеки уснуть без тревог!

Заяц медлителен и осторожен,
Фазан простодушен — он в сеть залетел.
О, если бы от жизни моей начала
Вовек бы не делать мне сделанных дел!
И вот во второй половине жизни
Все эти страданья — мой горький удел!
Уснуть, не проснуться я б ныне хотел!

Заяц медлителен и осторожен,
Фазан же... в тенетах запутался он!
О, если б от жизни моей начала
Так службою не был бы я утомлен,
И вот во второй половине жизни
Здесь беды со всех я встречаю сторон!
О, пусть непробудным да будет мой сон!

Сплелись кругом побеги конопли
По берегу речному возле гор...
От милых братьев я навек вдали,
Чужого я зову отцом с тех пор...
Чужого я зову отцом с тех пор —
А он ко мне поднять не хочет взор.

Сплелись кругом побеги конопли,
Где берег ровную раскинул гладь...
От милых братьев я навек вдали,
Чужую мне я называю — мать...
Чужую мне я называю — мать,
Она ж меня совсем не хочет знать.

Сплелись кругом побеги конопли,
Где берег взрыт рекой, подобно рву.
От милых братьев я навек вдали,
Чужого старшим братом я зову...
Чужого старшим братом я зову —
Не хочет он склонить ко мне главу.

Уйду ли, мой милый, на сбор конопли,
Лишь день мы в разлуке, но кажется мне:
Три месяца был ты вдали!

Сбирать ли душистые травы иду,
Лишь день мы в разлуке, а кажется мне:
Три времени года я жду!

Уйду ль собирать чернобыльник лесной,
Лишь день мы в разлуке, а кажется мне:
Три года ты не был со мной!

Колесница большая [121]грохочет — гремит на пути,
В ней зеленой осокой дворцовое платье блестит.
Разве я не стремлюсь и душою, и думой к тебе?
Да боюсь я тебя, и не смею к тебе подойти [122].

Ехал медленно ты — колесница твоя тяжела,
И одежда твоя, точно алая яшма, светла.
Разве я не стремлюсь и душою, и думой к тебе?
Да тебя побоялась — с тобою бежать не могла.

Хоть с тобою, мой милый, и в разных домах мы живем,
Мы умрем и могилу разделим под общим холмом.
Если скажешь, любимый, что сердцем неискренна я —
Светлым солнцем клянусь, что правдива я в сердце моем!

Вижу, вдали конопля поднялась над пологим холмом,
Кто-то Цзы-цзе удержал там — он, верно, с другою вдвоем.
Кто-то Цзы-цзе удержал там — он, верно, с другою вдвоем -
Радость Цзы-цзе обещал, что придет веселиться в мой дом!

Там вдалеке над пологим холмом и пшеница видна,
Кто-то Цзы-го удержал — я его ожидаю одна.
Кто-то Цзы-го удержал — я его ожидаю одна —
Он мне придти обещал и отведать и яств, и вина!

Слива вдали над холмом — одинако той сливе расти,
Юношей кто-то другой удержал у холмов на пути.
Юношей кто-то другой удержал у холмов на пути —
Яшмы для пояса мне обещали они принести.

Пригожи вы, князь, в черном платье своем,
Износите это — другое сошьем,
Ваш двор посетим [125]и, домой возвратись,
Отборной едой угостим мы вас, князь.

Как черное платье прекрасно на взгляд,
Износите — новый мы скроим наряд,
Ваш двор посетим и, домой возвратясь,
Отборной едой угостим мы вас, князь.

Как пышен одежд этих черный атлас,
Износите — скроим другие для вас,
Ваш двор посетим и, домой возвратясь,
Отборной едой угостим мы вас, князь.