Пешт, декабрь 1847 г.
Вон табун, он в пуште ходит…
Перевод Л. Мартынова
{108}
Вон табун, он в пуште ходит,
Где бетярский путь проходит.
А табунщик? Он в деревне —
Пьет, как бог, засев в харчевне.
Что ж! Пусть пьет он сколько хочет,
Глотку пыль ему щекочет,
Горло высохло от зноя —
Солнце жжется, как шальное.
Но уж если вы, папаша,
Забрели в харчевню нашу
На бетярском перепутье,
Про табун вы не забудьте!
Как же! Стражи там, снаружи,
Все один другого хуже:
Спать решили завалиться,
Шляпами укрыли лица.
Любо на земле валяться
Да под шляпой укрываться,
Хоть на солнце испекутся,
А пожалуй, не проснутся!
Едет кто-то… Кто же это?
Паренек из Кечкемета.
Едет тихо он, с оглядкой,
Конь под ним атласно-гладкий!
Конь хорош, а всадник лучше!
Взор его как пламень жгучий,
И рука сжимает кнут,
Вот разбойник! Тут как тут!
Посмотрел, полюбовался,
А потом в табун ворвался
И погнал коней гурьбою.
Киш-Куншаг, господь с тобою!
Солнцу время закатиться,
А бетяр несется, мчится;
Перед ним несутся кони.
Все прекрасно! Нет погони!
Из корчмы табунщик вылез,
Тут и стражи пробудились.
Зашумели, заметались —
Лошадей не досчитались.
И по пуште скачут, рыщут,
Лошадей повсюду — ищут…
Не доищетесь, ребятки,
Даже в Кикинде, в Сабадке!
Пешт, декабрь 1847 г.
Лишь утро минуло…
Перевод В. Левика
{109}
Лишь утро минуло — уж вечер над землею,
Лишь минула весна — зима стучит в окно.
Недавно, Юлия, знакомы мы с тобою —
Но ты жена моя, жена уже давно.
Вчера лишь мы отцам садились на колени,
А завтра будем тлеть мы с дедами в земле.
Дни человека — зыбь, бегущих тучек тени,
Жизнь — мимолетный след дыханья на стекле.
Пешт, декабрь 1847 г.
Новогодняя ночь 1847 года
Перевод Л. Мартынова
1
Год прошел… Итог подводят
И хозяин и хозяйка:
Вот доходы, вот расходы —
Сделай милость, подсчитай-ка!
Сколько было? Что осталось?
Кошелек тощает что-то!
Пот со лба они стирают:
Тяжела была работа!
Хорошо, что денег нету,
Женушка, у нас с тобою —
Рук не пачкаем, считая,
Пот не льется с нас рекою.
Их кубышки тяжелее,
Но сердца богаче — наши.
Наша бедность их богатства
И счастливее и краше.
2
Странно! Ровно год назад
Был еще я холост,
А теперь… Теперь всегда
Слышу женский голос.
И уж так заведено
В этом добром мире:
Нынче двое нас, а глядь —
Будет три… четыре!
3
Но шутки прочь… Ведь друг наш старый,
Наш добрый друг — на смертном ложе!
Он болен, безнадежно болен,
И выздороветь он не может.
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
Он наши руки нераздельно
Соединил своею властью,
Высоко поднял наши души
Для неизведанного счастья.
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
Те небольшие огорченья,
Что на сердца он капал наши,
Не омрачали нашу радость,
Она от них была лишь краше…
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
Конец… Все глуше бьется сердце,
Тьма вечной ночи кроет эти
Святые очи, что смотрели
На наше счастье на рассвете…
Сплетем ему венок из лилий,
Пусть благостно он спит в могиле.
4
Смерть года! В этом есть величье!
Он умирает не скорбя.
Мудрейший в этот час стремится
Замкнуться и уйти в себя.
В сей час торжественно прощают
Не только другу, но — врагу,
Прекрасно это… Только все же
Я поступить так не могу.
Ведь кто мои враги? Тираны
И души рабские! А их
Прощать никак я не способен!
Нет! Это выше сил моих!
Представ перед судом господним,
Я это повторю и там.
Прощать не стану! Пусть уж лучше
Я не прощен останусь сам!
Пешт, 31 декабря 1847 г.
Зимние вечера
Перевод Б. Пастернака
{110}
Куда девалось радуги сверканье,
Рой мотыльков и кашка на поляне?
Где шум ручья, и щебетанье птичье,
И все сокровища весны и лета?
Все это стало памяти добычей,
Добычею могилы стало это.
Белеют пятна снега на пригорках.
Зимой земля — как нищенка в опорках.
Читать дальше