Евгений Кискевич - Ноктюрн душе

Мой Пастушок
Здесь на рассвете
Придет, у ног
Вздыхать о лете…
Но я весной
Его укрою:
Своей фатой
От зол и зноя,
В тиши лесной.

Моя любовь
Цветет фиалкой…
Ужель мне вновь
Грустить весталкой?
Но он идет,
В меня влюбленный
И песнь поет,
И Купидонов
С ним хоровод.

Любовь моя,
Лесная радость.
С ним только я,
Весна и младость!

Поэт зарыт. Смиренный прах
Не привлекает злобы боле.
Лишь ветер повторяет в поле
Мечты, сожженные в словах.
Дерзнет ли кто в степи ночной
Подслушать бедное наследье
И бурею угрюмой меди
Его плеснуть над головой?
Набат бессребреной руки,
В серебряные вкован строки,
Затих и горькие пески
Навек закрыли взор стоокий.
Творенья исхудалых рук,
Подъявших больше, чем вериги,
Не повторит ни сын, ни внук
По строчкам пожелтелой книги.
Его кадильниц легкий дым
— Предвосхищенья и угрозы,
По дремлющей листве березы
Струит к селениям иным.
В холодной и привычной мгле
Забыт, как пыль обычный, жребий.
Лишь звезды отражают в небе
Огонь, сожженный на земле.

Ее вуаль полна духов,
Душа — стихов,
Рот — слов.
Она пришла, как ветерок
Среди дорог:
Не в срок.
Но стало в комнате моей
Чуть-чуть свежей,
Нежней,
И ждал я беглость этих встреч,
Без связи речь,
Блеск плеч.
«Меня опять подвел трамвай.
Сварите чай,
Лентяй!
Скажите, где ваш портсигар?
У вас угар?
Пожар?!»
— Пожар в углах… Чьих-то губ…
Но он мне люб. —
«Как глуп!»
И смех разлился и померк:
«Придешь в четверг?»
Отверг.
«Не рассуждай и не ревнуй,
А поколдуй.
Целуй».
Ее шелка полны духов,
Душа — стихов,
Рот — слов.

Уж я шью сорочку
Парню одному…
Вышиваю в строчку
Алую кайму,
По грудям цветочки.
К вороту тесьму.

Отвезет стремянный
Дар мой в даль степей…
Ты носи, желанный,
Дар тоски моей!
От кольчуги бранной
Охранит верней.

И от мести кровной,
От стрелы татар,
В распре многословной
Средь хмельных бояр
Сбережет любовный
Девичий мой дар —

Если с полонянкой
Мне не изменил,
Игры на полянке
С ладой не забыл,
Клятвы спозаранку,
В роще, не сломи…

Прыгая через пеньки и кочки
Переборов, метров, падежей,
Затаил в угрюмой оболочке
Сотни омутов и рубежей.

Пляшущий, веселый, расторопный,
Поднимая ритмы на рога,
Он бежит волною пятистопной,
Размывающею берега,

Низвергаясь пенным водопадом,
Выгибая дуги до небес,
Рассыпаясь синеватым градом
Северных узорчатых словес.

А вкатившись на хребты крутые,
Возвращает в лоно всех морей
Воды многие и голубые
Расписной, бубенчатый хорей.

Приходи ж сюда с своим гаремом
Переменных и неверных стоп!
Закружи неистовым Мальстремом
Спелых звуков золотистый сноп!

Я тебе свою вверяю лодку
(Чтоб не поминать о челноке!),
И твою раздольную походку
Чувствую в алкающей руке.

И пока не позовет обратно
Твой собрат цевницею своей,
Я восславлю здесь, и многократно,
Лишь тебя, блистательный хорей.

Тишь предвечерняя. Ветер порхает.
Полузаснул угасающий день.
Белые стены вдали отражают
Голубовато-зеленую тень.
Трав полевых аромат пресноватый.
Сплюснуто, солнце за далью полей
К неотвратимому льется закату
В блеске топаза и янтарей.
Так было вечно. Столетья мелькали,
А красоту равнодушной земли
Так же влюбленные благословляли,
И отлюбившие глухо кляли.

На смене дней
Вздыхающая осень.
В прорез ветвей
Сильней и ярче просишь.

Ложится лист
С холодным мелким треском.
День, золотист,
Пылит за перелеском.

Душа легко
Впивает воздух синий.
Как молоко,
Туман течет в лощине.

Росой. Покой.
Закат пятнит кровавый
Бугры с травой
Зеленою и ржавой.

Чьи шаги
Взметают листьев порох?
От чьей руки
В кустах невнятный шорох?