23-III—26 г.
В широком круге диких пашен,
Где только плевелы растут,
Грозит венцами острых башен
Мой город, каменный сосуд.
Под утро солнце за полями,
Не умиренное в ночи,
Над окаянными стенами
Протянет черные лучи.
Почти не видны в полдень бледный
Для человеческих очей
Собор надменный и победный,
Дворы из битых кирпичей,
И лишь в тени домов безгласных
Таится пепельный отсвет
До сумерек багрово-красных —
Полночи отошедшей след.
Народы и меридианы
Переместились на земле,
Но черным солнцем осиянный
Забытый город тонет во мгле.
Вдали его прошли пророки.
Ему года — без перемен.
Необъяснимые пороки
Клубятся в нишах этих стен.
И нет любви в его твердыне,
В полях, пустующих окрест:
Никто, никто его гордыне
Спасающий не бросил шест.
А по ночам грозится тучам
Над городом бесславных дней
Отсветом праведным и жгучим
Звезда ненависти моей.
IX–X-1928
Звезда перестала быть видной,
Зашла за немые отроги.
Лишь ветер ущельем проходит
Движением мощно-ленивым,
Да прелою пахнет травой.
Молчание. Звезды и камни.
И ветер минует ущелье…
Пустынным руслом каменистым
Вернемся к остывшим кострам,
Пойдем неспешащей стопой.
Фев. 1923 г.
На случай, что я позабуду
Свет солнца и пенье ключей,
Даны мне как ласка и чудо
Лучи этих тихих очей.
Когда бетонируют своды
Небесные, выпьют моря —
Заложницей тайной свободы
Пребудет мне взоров заря.
Глядясь в их живые глубины,
Припомню воочию я
И горного неба долины,
И сказочный ропот ручья…
1927
В каменном доме — тени столетья.
Полднями — солнце, полночью — хмарь,
Радостным утром прыгают дети,
Вечером поздним бродит ключарь.
Дверь затворяет. Ночь наступает.
Окна и щели и дверь — на запор!
Темное эхо замки повторяет,
И отвечает ключам коридор.
В комнате узкой жалобы скрипки.
Улица воет. Ключи под окном…
Девичий голос, ясный и зыбкий,
Медленно плачет моим стихом…
Март 1927
Плеск буревого прибоя
Точит мои берега.
Может быть, имя героя,
Может быть, имя врага
Он повторяет со мною?
Вопль неоконченной мести
Лижет мне сердец огнем.
Слаще отмщение лести…
Море твердит об одном
Голосом меди и жести.
Прекрасной навеки плененный,
Пришел я в условленный срок.
Ты жаждешь сегодня Рамона,
Рамон, покоренный, у ног.
Помнишь ли те вечера?
Сердце стучало всё ближе и ближе…
О, отвори же
Дверь, как вчера!
О, как вчера!
Да, как вчера!
Мадонна прохладной ладонью
Смежила соседкам глаза.
К ногам твоим падает, Донья,
Любви и тревоги слеза…
Помнишь ли те вечера?
Сердце стучало всё ближе и ближе…
О, отвори же
Дверь, как вчера!
О, как вчера!
Да, как вчера!
Я шел площадями с опаской,
Сжимая толедский кинжал.
Мне мнилось, что некто под маской
За мной всю дорогу бежал…
Помнишь ли те вечера?
Сердце стучало всё ближе и ближе…
О, отвори же
Дверь, как вчера!
О, как вчера!
Да, как вчера!
Движенья так странно-знакомы,
Как будто бы брат мне родной…
Но страстным желаньем влекомый,
Я здесь и взываю: Открой!
Помнишь ли те вечера?
Сердце стучало всё ближе и ближе…
О, отвори же
Дверь, как вчера!
О, как вчера!
Да, как вчера!
АРИЯ МАСКИРОВАННОГО КАВАЛЕРА
Дон Рамон не будет на свиданьи!
Сталь моя ему пробила грудь!
Пить в ночи одни и те ж лобзанья
Двум невмочь — и здесь скрестился путь.
Кровию оплаченная ласка
Проклята, как и душа моя…
Пусть в Чистилище узнает в этой маске
Друга лет и обличит меня.
Ревностью не встанет к изголовью,
Чтоб не слышать бреда страстных губ.
Донна моя, скрой своей любовью:
В твой альков вступаю через труп!
В гирляндах роз
Моя избушка.
Средь резвых коз
Я жду, Пастушка.
Цветет Апрель
В лесу и поле…
Ах, Лионель!
Слышна чрез поле
Его свирель!
Читать дальше