Array Антология - В координатах мифа

Перепуталась серая пыль
И пылинки приклеились к ночи,
Мой кораблик под окнами плыл
Как хотел, парусами упрочив

Тучи белые около лун,
Тучи серые, что на подходе,
А все прочие взвешенный ум
Оставлял, огибая.

Уходит

Мой кораблик из гавани в шторм,
А пылинки приклеились к ночи.
Перепуталась пыль, и пошел
Дождь косой, заливая город.

Посредь стоял, считая лиги,
Давился сумками вагон,
Одной рукой держал я книги,
Другою – прятал телефон.

Мотало всех, один держался,
Кидало насмерть в полотно
И всякий голос, что сражался,
Глушило узкое окно.
Хоть стой, хоть плачь,
Лежи диваном
И будь в миллионы раз хитрей…

С любимых дач
Тяжелым поднятые краном
В последний двигались тоннель.

Одинокий стоял на вершине горы безымянной,
И напился ветров. И туманов заоблачных мел
Белым красил его, как сынов Авраамовых манной…
У подножья шакал падаль-мясо без удержу ел.

Разбивая гранит, птицы листьями стукались оземь
Приближая тоску, удаляя преступно капель.
В горном крае смогу пережить холодную осень,
Ну а зиму продлить уготовано мне ль?

Вечно один, вроде зима…
Снаружи уют, пьют – пустота…
Полчища льдин – идет ледоход —
Вода не до дна промерзла.
То ли зима оттаяла,
То ли весна за весла…
Взяла?

Снова один. Греби, греби!
Левым веслом по кругу.
Русалок, русалов и прочих сардин
Бей им, не жди подругу!

Вечно один, снова зима,
Лодка вмерзает в воду.
Этих картин жизнь принесла
По две к каждому году.

Парниковый эффект,
Таяние льдов, стук топора о череп.
Сплавляют зэки кругляки дров
На одинокий берег.

И лодка плывет, теряется в них,
Как голова на плахе.
Пожар мировой, мировой парник,
Прадед седой в папахе

Вечно один. Кто он? Плывет
К нам с кругляком колымским.
Опередил жизнь – ледоход,
Лодочка близко, близко…

Распятый свет на превысоком шпиле,
На перекрестии прицелов и дорог.
Вокруг царит весна настолько шире…
На Бога шире, чтобы видеть мог

Край полюса воды и край селенья
У берегов очерченных водой.
Свет ра́спятый в кануне воскресенья…
Минуты блеск и вечности покой.

Как невозможность для подбора слов
И постановки всех тире и точек,
Я выбираю в мире катастроф
Единственный качающийся почерк.

Я пользуюсь чернилами пера
Мне наживую выдранного болью,
В лучей не верю силу бога Ра,
Не верю в то, что обладаю ролью.

Все эфемерно, только человек
В себе самом имеет перспективу.
И я, наверно, как вода у рек,
Не разрушая сразу всю плотину,

Сужаюсь до струи напора сил,
Переходя спокойствие стояния.
Ну а во мне, заглатывая ил,
Речные карпы мечут на заклание.

И это все – для них, а мой же путь
Непредставимый в циклах неразмерен.
И я пишу… хотя бы что-нибудь,
Пока мой почерк пьян, а я потерян.

В шуме ветра забираюсь круче,
На вершине жерло под ногами.
Кто меня из выживших научит
Не стоять в разбуженном вулкане?

Кто научит кругом у подножья
Обходить душевные проблемы
И винить в осечке только ружья,
А в пожаре ненадежность клеммы?

Я смотрю, я излагаю прямо,
Точный взгляд мой в перспективе мертвый.
Я стою на дне высокой ямы,
У страны, по небу распростертой.

Вижу облака, но не верхушки
Осенью линяющих деревьев.
Для запоя не хватает кружки,
Без полета не бывает перьев.

В шуме ветра забираюсь круче,
На вершине жерло под ногами.
Кто меня из выживших научит
Не стоять в разбуженном вулкане?