Array Антология - В начале всех миров

Уж сотни лет, как сгинули мечты,
И ты стоишь, пространством время меря,
Столетьями исчерпывая время,
Не находя предвиденной черты.

Уж сотни лет, как сгинули мечты…
А с ними вместе Рай Блаженства сгинул,
И сгинуло неистовое Имя —
Соитие Пространства, Простоты…
И Памяти… И Вечной Немоты…

Уж сотни лет, как сгинули мечты…

Когда пришла неистовая ночь —
Соитье Простоты и Постоянства,
Лишь Слова не нашлось, чтоб превозмочь
Нелепой неподвижности Пространства,
Преодолеть Неистовую Ночь…
Прийти, и Имя произнесть,
И, внемля
Пространства отклику,
Приникнуть, пасть,
Ладонями окутывая Землю,
Не отдаваясь Времени во власть,
Всем существом окутывая, – пасть,
Ни Имени, ни отклику не внемля.

И Постоянству Вечной Простоты,
Протягивая робкие ладони,
Стыдиться той извечной Немоты,
Что родилась на хрустком горном склоне
В соитье Времени и Пустоты.

Успеть бы, успеть бы, успеть —
Запретную руку и плод
Уже не сорвать, не посметь —
Не дай Бог, Ненастье сорвет —
Запретную чудную кисть,
Запретно-влекущую сласть —
Лишь только устами склонись,
Предчувствуя вечную власть —
Играя словами – склонись,
Играя рукой – припади,
Взирая на милую кисть,
Сжигая томленье в груди —
И к пальцам ее прикоснись,
Приникни к запястью – и вот…
Отринь, отомри, отрекись,
Отдай эту чудную кисть,
Запретный, загадочный плод.

Услышать бы чью-то улыбку,
Увидеть бы чей-то смешок.
Заныла проклятая скрипка —
Рванем-ка на посошок!
На скатертью-грустью дорожку,
На всех утоленье скорбей,
На мышь, на зайчонка, на кошку,
На скрип эти райских дверей,
Которые Петр не отворит,
И пусть – да и что ж отворять?
И так ведь Господь не позволит
Покойный Эдем осквернять —
Где гладкие бюргеры в лайке,
Где женушки их в кружевах,
Где кружатся легкие стайки
Невинных младенчиков…
Ах!
Да кто же туда и захочет —
В безвременье и безжитье?
В бесстрасть? Безотраду?
Без-очень
Всесильное слово твое,
Которое было вначале,
А все остальное – потом…
Где мучились и ликовали,
А горькую пили – потом,
Но сладкая Чаша вскипала
Свершеньем, сияньем – двоим…
И Солнца в сверканье бокала
Украдкой подлил херувим.

Воспоминанья ряскою сомкнутся
Над бренной головой.
Теперь вздохни. Попробуй улыбнуться.
Услышать чей-то вой.
И чей-то стон. И чей-то плач.
Доколе
Под ряской прозябать?
Пусть грудь теснит, пусть муторно
До боли.
Пора всплывать.

Вот – в сумерках ночи неблаготворной
Восстал мой дух – живой и непокорный
С тлетворной искрой жажды бытия
И обретенья жаждущий всечасно
Того, над чем ни Плоть, ни Мысль не властна,
Того, чего постичь не в силах я.
Вы – Соль Земли, – сказал Господь —
И что же —
Зачем он Соли вкус не уничтожил —
Не растворил в избытке Бытия,
К которому стремилась Плоть моя,
И не сказал – Вы – Плоть Земли,
О, Боже,
Где Соль – там Плоть,
Где Плоть – там – вечно Я.
Как Символ, Звук, Душа иль завещанье,
Того, чего уж нет,
Иль как прощанье
Со всем, что Соль,
И что была не Я.
А что такое Соль – меж Фа и Ля,
И после Си – извечного согласья,
Извечности Любви и Благодати,
Пронзительного смысла Бытия.

Где те объятия,
которые нельзя разомкнуть?
Где память, которую можно вернуть?
Где звуки, что душу пронзают до дна?
Вина!
Но только кому, или чья, или
Гроздья
Повергнуты в омут по имени
Осень,
И в нем лиловеют,
бездумно мерцая,
Спасая!
Вот – пальцы, что нежно касаются
Неба,
Вот странный Сентябрь – он был
Или не был,
Вот Нега, что тихо касается дна —
Вина!
И нет утоленья, и нету ответа,
А есть только Осень по имени «Где ты?»
И Сердце, и Чаша, но Чаша без дна.
Вина!
Сомкнулися листья, и гроздья, и
Осень
Над Омутом тихим, над омутом грозным,
Но где же та Чаша, та Чаша без дна?
Вина!