Array Антология - За границами снов

Многие побаивались его за это и распускали слухи, что он в дружбе с нечистой силой, хотели ему костра.

Вот сейчас он лежит, запрокинув голову, под брезентом повозки, от ветхости напоминавшим карту звездного неба. Он лежит и видит над собой черное небо, все в звездах, представляя, что сегодня он уже отработал, и в то же время хорошо зная, что сейчас еще только пять часов пополудни и это впереди. Очередная встреча с толпой. Лицом к лицу.

В дымчатых сумерках зажигаются праздничные огни; сверкает множество газовых рожков и плошек, расставленных по карнизам домов и балконам.

Все огни кричат светом.

В теплом воздухе носятся блестки карнавала.

Улицы опустели: все горожане, у кого мало-мальски не пусто в кармане, расселись сейчас за своими столами в кругу семьи, чтоб подкрепиться и выпить красного вина.

С приближением темноты стали появляться на улицах первые подвыпившие маски.

В кого здесь только не вырядились?!

Но можно было уловить одну особенность: бедные выбирали костюмы королей, царей, львов, словом, сильных мира сего.

Пусть корона из картона, а мантия из старой занавески! Сегодня я – король!

Богачи же зачастую обряжались в лохмотья из дорогих тканей и изо всех сил (а сил, поверьте, немало) старались почувствовать себя нищими.

Они кривлялись, прыгали, горланили песни и были счастливы.

Еще бы!

Весело, великолепно быть нищим!

Конечно, зная, что тебя ждут жирный ужин и мягкая перина.

Вот только кончится карнавал – спадут лохмотья, исчезнут нарисованные на толстой гладкой коже ссадины и синяки!

На узких улочках городка творились удивительные вещи: лженищие униженно клянчили у псевдокоролей ненужную им милостыню, а те охотно давали им иногда монетку, но чаще щелчки и подзатыльники, и «нищие на вечер» рассыпались в благодарностях и красноречии благословений.

Итак, да здравствует ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КАРНАВАЛ!!

Небо и земля, дома и деревья, грязь и золото – все смешалось в ослепительную, пеструю карусель. Уже не слышались игривые выкрики: «Маска, я тебя узнал!», обращенные к прекрасным поселянкам, коломбинам, принцессам…

Ибо никто не помнил, кем он был вчера, как никто не думал, кем проснется завтра.

Городом, его душами, его планами и честолюбиями правил КАРНАВАЛ.

Первая тревога зародилась в порту, где стояли пустые корабли. Яркие флаги расцвечивания затрепетали сильней, как-то недоуменно-беззащитней; свежий, холодный ветер описал над заливом знак вопроса, не смог себя остановить, помчался в город.

Казалось, этого буйства красок, шумов, огней не могут выдержать сердца простых смертных, но, раз начавшись, КАРНАВАЛ становился все безудержней, все оглушительней; теперь он стекался к площади. Ее широкое каменное лицо рябело от щербин и выбоин – следов прошедших по ней столетий. Ее плиты выдержали столько казней, столько парадов, но такого яростного КАРНАВАЛА, как этот, не видела никогда.

Площадь прогнулась под тяжестью толпы, напомнив гигантскую чашу, полную всяческих каверз. Площадь была пьяна.

Почти посередине площади уходил в небо толстый канат, которого сейчас никто не замечал, его разлохмаченный конец висел над толпой метрах в трех. Укреплен он был на длинной железной перекладине, на высоте самого громадного из обрамлявших площадь домов.

Канатом обычно пользовались бродячие акробаты.

Сейчас его освещала иллюминация праздника.

На самом краю перекладины, над свисающим канатом, обхватив колени руками, на большой высоте сидел человек в темно-красном трико. Он не смотрел вниз; ему хватало звуков КАРНАВАЛА: рев толпы, взрывы петард, хлопушек, треск тысяч бенгальских огней – все сливалось в мутный, навязчивый кошмар.

Человек смотрел вниз устало и безразлично. Он думал: «Я мог бы заставить этих людей позабыть о КАРНАВАЛЕ, задуматься о завтрашнем дне… Я же мог, как делал не раз, позабавить их, но мне надоело быть их забавой. Сегодня я остался в этом городе не затем. Хочу позабавиться сам. Моя труппа ушла отсюда еще сегодня на рассвете, ей не придется платить за мое легкомысленное поведение; за все расплачусь сам».

Его лица коснулся холодный, трезвый ветер высоты и моря.

Человек встал, вынул из-за пояса факел, зажег, поднял его над площадью, над волнами голов, – шальных, веселых, пьяных.