Array Антология - До горизонта и обратно

Наступило утро. Бродячие ушли, и осенний ветер сразу избавился от их следов. Спасть уже не хотелось. Вино, оставшееся на столе, медленно превращалось в пар. Все казалось тихим и спокойным, но кто-то хлопнул в ладоши, и вот уже новые люди вокруг меня сидят и нахваливают повара, люди в основном пожилые, но еще держащие мозги в норме. Мне хотелось сказать им что-нибудь приятное…. И я заговорил. Слова повисали в воздухе, пахли свежей краской и быстро исчезали, некоторые, особенно приятные были подчеркнуты красной линией. Я был в восторге, все вокруг тоже, меня хлопали по плечу, наливали вино в бокал, а какая-то бабуля пыталась поцеловать меня, постоянно вскакивая из-за стола, но ее почему-то не пускали. Наконец она вырвалась, подошла ко мне и поцеловала в губы. Я почувствовал гнилостный запах и вырвал свои губы из ее рта. Зеленоватая слизь обильно покрывала уста мои, я стал судорожно стирать ее салфетками, валявшимися на столе. Все вокруг были в восторге.

Можно было уйти, но я остался… Я умылся водой из графина, сполоснул ротовую полость вином, и мне стало легче. Мое состояние постепенно становилось прежним, я успокаивался, чувствуя прилив сил, как будто какой-то райски цветок распускался во мне, мне становилось теплей и совсем не обидно. Я стал говорить, но не слышал слов, сила колыхала воздух, слышен был даже легкий свист, но слов не было. Это почему-то меня совсем не расстроило, а, наоборот, развеселило. Я начал активно открывать рот, нарезая воздух ломтями и поливая соусом. Я так увлекся, что не заметил, как все ушли, и я опять остался один. В дальнем углу белела рубашка официанта, но мне лень было звать его, я был один, и мне было хорошо, хотя и холодно. Опершись на локти, я взял зубочистку и стал писать пошлости на заливном. Никого не было, и я тихонько избавлялся от газов, коих накопилось во мне достаточно. Запаха не было вообще, и это меня радовало еще больше…

Лица, окружающие меня, были встревожены. Пили много, в основном спирт. Яд больше мне не добавляли, просто по-дружески плевали в лицо, вначале было противно, затем я просто привык. Полдень. Солнце касалось меня, мне было хорошо, слюна быстро высыхала. Я молча смотрел себе в тарелку, ожидая нового плевка. Время остановилось на тридцать минут. Все замерли, лишь я мог спокойно двигаться. Спасибо, Мастер. Время прошло, и они пошли, ушли все, своими тяжелыми нелепо-конскими шагами. Я умылся водой из графина и выпил спирта, дыхание перехватило, но кем-то поданный лимон спас меня. Ее звали Анна. Она была, наверное, красива, к сожалению, я не разбираюсь в этом. Все, что я помню о ней, так это то, что она глотнула мое семя и ушла улыбаясь. Я даже не запомнил ее рост, цвет глаз, что в наше время очень важно. Музыка разбудила меня. Музыканты опять вернулись в сад, в кустах чернели фраки. Захотелось пить. Опять подали красное вино и к нему мясистое, жирное желание . Ели почти все, кто был рядом. Лица были размыты, и я не мог понять, кто они: мужчины или женщины, старые или молодые. Поэтому я молчал и дышал сладким запахом желания. Я всегда наблюдаю за собой, стараясь понять, кто я и зачем я здесь, но что-то ушло, что-то ускользнуло, и я пустой сидел за столом и наблюдал за странными движениями вокруг. Стук и звон, и хохот, и запах пота все тяготило меня. Кто-то взглядом позвал меня, и я вздрогнул, зажмурив глаза. Когда туман рассеялся, я увидел, как официант собирает сдувшихся кукол. Почему-то болело в груди. Наверное, пора уходить, но я не мог шевелиться и остался сидеть. Рука коснулась ее колена, и она опять скользнула вниз. Провал. Очень обидно не помнить такие минуты. Алкоголь совсем вытеснил кровь, и я, совсем одуревший, озирался по сторонам в надежде найти кого-то живого. Нет, одни сдувшиеся куклы. Еще пятнадцать минут и я в мути, и опять увижу это хмурое, серое небо, и люди, на небо похожие, с надписью в глазах: «Я так не могу, перевернись». Кто-то запел знакомую песню. Я терпел, но когда она прорвалась сквозь стену и побежала по лабиринтам моей головы, я заплакал, и слезы капали на спину Анны. Я даже не слышал ее стон. Песнь кружила меня, я плакал, не замечая ничего вокруг, хотя продолжал двигаться в ней.

Мне нравилось утро, одинокое и молчаливое, как кофе в моем стакане. За столом опять кто-то сидел и смотрел на меня. «Хорошее ухо», – сказал голос из радиоприемника. Я устал и не хотел даже поворачивать голову, чтобы получше рассмотреть этого диктора… (далее неразборчиво)

…утомленных своим великолепием и меня потянуло в сон. Подали верность, и я, совсем обессилевший, плюхнулся в блюдо, забрызгав несколько человек… То, что они говорили, я не слышал, я, кажется, спал и мне снилось совсем другое, не такое, как здесь, и этот сон был огромен и прочен, как бетон, и мне даже стало страшно, что он кого-нибудь задавит своей тяжестью. Я спал…