Array Антология - До горизонта и обратно

Из интервью с автором:

Убит Музой в 1989 году. Убит до сих пор. Иногда оживаю на длительный срок, отвлекаясь на Жизнь, но подмешанный в кофе творческий яд вновь умирать позволяет. За кофе и яд в нашей семье отвечает Ирина!

© Селляр А., 2017

Требуется сосуд, внутри разделенный на две половины. Первую половину наполняем:

– 3/8 страха,

– 1/7 стыда,

– 4/8 лицемерия,

– 2/16 верности,

– 1/3 глупости,

– 3/12 выносливости,

– 1/3 ревности,

– 6/6 жадности,

– 1/2 добродетели,

– 3/9 лживости,

– 6/9 мудрости,

– 99 % вероятности сумасшествия,

– 1/99 честности,

– 4/16 злорадства,

– зависти доза – 25 мл,

– 3/4 алчности,

– 1/4 брезгливости,

– две таблетки благородства,

– щепотку решимости,

– 2/4 героизма,

– горчичник возможности смеяться,

– 1/6 веры,

– 2/6 атеизма,

– 3/6 надежды,

– 7 г. внушаемости,

– 150 г. предательства,

– 0,5 г. альтруизма,

– 1 % чести,

– 1 % бесчестия,

– 1/16 уныния,

– 4/8 гнева,

– в равных дозах: скупости и щедрости (в зависимости от особи),

– 99 % – вероятность гениальности,

– укол подверженности наркотическому воздействию,

– з дня печали,

– 250 г. (по Марусин поясок) веселья,

– 1/4 скорби,

– 0,5 % от живой массы – самопожертвования,

– механизм ( обязательно закодировать) самосохранения,

– 9/10 похоти,

– 6/7 гордости,

– 2/4 радости.

Все укладывать, не перемешивая. Желательное использование суспензий.

Вторую половину до краев заполняем любовью.

Сосуд закупориваем и трясем в среднем 44–88 лет.

Если внутренняя стенка лопнет и смеси смешаются, неминуем взрыв.

Пили вино. Просто больше нечего было пить. Чуть левее от меня сидел краснолицый, лысый мужчина в сером пиджаке и застиранной голубой рубахе. Он что-то рассказывал. Комья слов вываливались из его большого рта и падали тут же, рядом, некоторые в тарелку с супом. Наверное, поэтому рассказ был забрызган жирными пятнами от куриного бульона. Казалось, если б он повысил тон, то слова стали б тяжелее и ими можно было хорошенько огреть собеседника, которого, впрочем, не было. Я смотрел на лысого долго, разглядывая его плохо выбритое лицо. В нем не было ничего, что меня бы привлекало, но я не мог отвести глаз почему-то. Но тут подали нежность, и я отвлекся. После честности нежность отдавала чем-то приторным. Хотя, скорее всего, я слишком строг, все отлично. Девушка, сидящая напротив, беседовала с подругой. Когда она заикалась, она смотрела на меня и закрывала правый глаз столовой ложкой. Я жевал и улыбался. «Нужно просто привыкнуть и прийти в себя», – думал я и отвлекся…. Я думал о женщинах, представляя, как они (все) голые умирают, медленно серея, меняясь в лице и становясь тверже на ощупь. Или как мужчинам отрезают губы и заставляют целовать мертвых женщин…. Наверное, я думал слишком громко, потому что все стали смотреть на меня, засунув вилки в рот. Они смотрели и плакали, и слезы текли по щекам, потом по серебряным вилкам, потом капали в вино и заранее приготовленную посуду. А я улыбался (хотя чувствовал себя достаточно неудобно).

– Что вы, – сказал я вслух, – я же не заставляю их заниматься любовью. И вообще, какое вам дело до моих фантазий?

Кого-то вырвало. Я же улыбался, стараясь смотреть на всех как можно добрее. Они тоже стали улыбаться и продолжили трапезу. Кто-то опрокинул бокал с вином на белую скатерть. Кровавое пятно растеклось на полстола, и какой-то мальчик измазался весь, слизывая остатки. Мухи дружно устроили пир. Мальчик вдруг заплакал. Я перестал думать и обнаружил, что никого нет вокруг, остался я и я, даже пьяного жужжания не было слышно. Но ветер с юга нагнал еще каких-то людей, удивительно похожих друг на друга. Они сели и начали употреблять пищу, ели руками, еле-еле вставая из-за стола. На меня не смотрели, но постоянно подливали в бокал с вином яд.

Подали невинность, и все женщины тут же встали из-за стола и пошли танцевать. В саду играл оркестр, поодаль мальчик читал вслух книгу, водя пальчиком по строчкам слева направо, иногда сверху вниз, реже по спирали. Мне хотелось спать, но уходить было рано, и к тому же я не попробовал невинность. Я взял нож и вилку и отрезал небольшой кусочек, кто-то вскрикнул и задрожал, вкусно. Я запил вином и слизнул остатки невинности с чьих-то подставленных губ, кто-то опять вскрикнул. Вкус невинности напоминал смесь меда с солью, а может еще что-то, я в этом слабо разбираюсь. Кто-то в углу сказал: «Моча» – и смачно сплюнул. Я оглянулся, женщины хлопали музыкантам, а самые смелые целовали их инструменты.