Ринат Валиуллин - Песни открытых форточек

Пламя тела дрожало,
руки прижав к лицу,
веки её – как дворники автомобиля —
то и дело убирали солёную воду,
ветви ресниц отсырели,
из губ вылетали намокшие бабочки слов,
сквозь всхлипы
он пытался узнать, в чём причина:
– На улице солнце,
почему ты так плачешь?
– Мы живём с тобой слишком близко.

Все знакомства ведут в спальню,
если не останавливаться.
Они прошли уже полпути.
Они сидели на кухне,
курили словами,
ели друг друга улыбками.
«Он хороший», —
подумала она.
«Она ничего», —
подумал он.
«Интересно, как будет дальше?» —
фантазировала она.
«Интересно – где?» —
придумывал он.
«Может, не надо было так сразу?» —
«Может, с этого и надо было начать?» —
«Какой он робкий,
он мог бы быть просто другом». —
«Мне кажется, она не умеет сосать,
интересно, в метро успею?» —
«Ты считаешь, я буду это делать, пока ты думаешь
о метро?» —
«Жена меня не простит, если приду поздно». —
«Да ты ещё и женат!» —
«Надо сваливать,
мне кажется, она ничего не умеет». —
«Возможно, но умею читать мысли».

Она заехала на тротуар
и неслась на меня
со скоростью девяносто мыслей в секунду
я не успевал за ними.
«Машина изящная», —
всё, что засело у меня в голове,
бывают такие женщины,
которых называют ещё роковыми,
им позволено
даже давить людей —
красота всё искупит,
ей простительно,
большие томные фары,
свет приглушённый
впечатляющий буфер…
Я послушно лёг под колёса,
она проехала,
не придав этому большого значения,
умчалась дальше,
роман продлился не больше месяца,
мы познакомились на тротуаре,
там и расстались
изящная – она,
я – подавленный.

Я сажусь в машину и уезжаю,
иногда главное – куда-нибудь ехать —
в железном потоке текут с одной скоростью
мысли,
обретая форму соседних автомобилей,
тротуаром проносятся женщины,
которых у меня не было и никогда не будет,
они уже чьи-то.
Каменные души домов,
асфальтовые – перекрестков,
свора собак перебегает дорогу,
эти постоянно в движении,
мне от себя не уйти,
даже не убежать,
я уезжаю куда-то в машине.

Она шла по улице
с бумажными пакетами,
в них платья и много хорошего настроения:
ничто не спасает так душу женщины,
как прогулка по магазинам.
Бёдра её виляли миру красотами,
очень скоро
она нырнёт во всё это тряпичное весеннее море,
поплавает,
и какой-то счастливчик
в один из моментов
скажет несколько правильных слов
спустит всю воду,
чтобы нырнуть ещё глубже.

Не приходи,
не надо
место занято,
там спит другой,
он появился сразу после.
Шлюха?
Это ты сгоряча
Стерва?
Отчасти,
отчасти любят за это.
Сука?
Лишь бы тебя это как-то спасло.
Тварь?
Не уверена.
Мерзкая?
Гадкая?
Грязная?
Нет,
я бы сказала – влюблённая,
если тебе стало легче.
Постарайся в себе отыскать мужское.

Вечер.
Квартира её
напоминала одну необъятную кухню
со своей системой приготовлений,
ей нравилась роль,
которую без труда получила
в этом спектакле,
прелюдия праздника,
снисхождение будней,
она вместе с пятницей
готовилась встретить мужчину,
которого знала не больше
чем новое платье,
спящее тихо на стуле.

В воздухе витала индейка,
под танго любимой пластинки
зеркало очень хотело
в хозяйку влюбиться тоже,
фен в волосах вил гнездо.
«Жить некогда,
личное время женщины
уходит на приготовления», —
кривлялась извилинами
приятная головка с укладкой,
фен замолчал,
вступил аргентинский аккордеон
и скрипка,
глаза подводить не стала,
они и так подвели слишком многих к безумию.
«А с этим я хотела бы жить», —
вспомнила его спокойные сильные руки,
слова бездонные,
нашла своё отражение
в красном лаке ногтей,
казалось, предметы
как зачарованные
смотрели сейчас на неё.
«Любуйтесь, пока я в форме», —
вышла она из халата
и накинула нежный голубоватый лоскут.

Носить его одно удовольствие,
представила, как оно упадёт
бесконечно открытое, строгое
платье,
на полу образуя Средиземное море.
Она хорошо знала:
«Все знакомства приводят в спальню,
если идти до конца,
если кто-нибудь не свернёт», —
глянула на часы
и прибавила скорость.