Array Антология - Тропинка в дивный сад

Липы шепчутся запыленные,
реки водами движут сами,
бабы крестятся не
влюбленные,
и молельщицы все с носами.

Но в час заветный осмотреть водораздел
выходит мастер корабельных славных дел.
Он снова слышит, на минутку загрустив,
воспоминаний дальних собственный мотив.
Жаль, это русло не встречается с Невой,
он сел на ростру бы не спящею совой
и растревожил эту ткань стесненных вод,
и распахнул бы всех мостов пологий свод,
направил парус снисходительных богов
к черте «полунощных» и диких берегов!

Настал черед и невозможное сбылось,
он отправляется – в туман, как повелось.
А тот, кто выстроил легенду и сберег,
опустит в детскую ладошку якорек.

Уложены вещи. Закрыт саквояж.
Вот-вот и помчит на вокзал экипаж.

Под бледной рукою трещит телефон…
– Я Вас не прошу прибывать на перрон.

Почтовые карточки примет камин
охотней, чем их посылал господин.

Кривится сквозь тюль золотая луна,
о да, обновится не только она!

Перчатки и шляпу, на лестницу – вон,
отель Ваш тесней, чем купейный вагон!

Вернуться сулит дождевая вода?
Нет! Сердце стучит, что те-перь на-всег-да!

Жигой [6]скачет по рельсам в потемках
железная клеть-колыбель,
порастекся туман, как кисель,
у соседа в руках газетенка
опускается низко-низко,
и всем спится, ведь путь не близкий —
больше дюжины станций по списку.

В словаре, что пылится на полке,
мудрость есть о работе и волке,
слово первое, вечное
греет душу беспечную
и – с почтеньем к разумному волку!

Заведу-ка я лучше котенка
от рыжей-прерыжей киски,
сошью ему килт и кошель,
все прескучные дни недели
мы будем плясать и пить Whisky,
пошла на фиг моя работенка —
беспросветная канитель!

От заботливой, щедрой хозяйки
кошка сдуру ушла в попрошайки,
но одумалась кошка,
поскитавшись немножко,
и вернулась на службу к хозяйке.

В пальцах цепких паутины
мир чердачный предстает,
и подробности картины
луч случайный узнает.

Вот в чумазую ладошку
Кукла шепчет понарошку,
грустно шепчет, ротик вкось:
– Нынче платье порвалось…

Все игрушки заводные
слопал старый Чемодан,
на гвозде Часы немые
не от Charles-Henri Meylan [7].

Не спалось и не игралось,
Ветер выдернул засов,
и Луна не задержалась,
укатила колесо.

А вчера была здесь Кошка,
грызла клоуна Антошку,
зимовал он на полу;
деревянные – в углу

Сани сохлые трещат,
в самоварный бок глядят,
только Он совсем потух,
наглотался дохлых мух.

Наш приют глухой и пыльный
будоражит ор Кота:
«Эй, проснись, шалаш утильный,
здравствуй, домик – сирота!»

Не от стужи сердце сжалось,
бедный мартовский вертеп [8], —
тьма неведенья досталась
на замену темноте.

Денек был светел, дождик – деликатен,
и, не страшась общественной молвы,
я в облаках летел в цветном халате
к тебе на чай с кусочком пахлавы.

Пускай мой promenade слегка плакатен,
а светлые надежды не новы,
я целый город заключил в объятья
с изнаночных сторон и лицевых.

Но вот над садом венценосной Кати
вдруг повстречал с брикетиком халвы —
коллегу твоего в домашнем платье,
он подал знак движеньем головы,

сияя как заря игрою пятен.
А вскоре у излучины Невы
твой встретился сосед как будьте-нате —
с букетом экзотической листвы…

В сомнениях я очень аккуратен,
но совпаденья слишком роковы,
казалось бы, вот город необъятен,
но как пределы оные тесны!

С несладкой думой сладость стал жевать я,
развязочка не шла из головы:
пить станем чай в приятельском квадрате
или раздавим на троих… (халвы)?

Уставился я вниз и вспять – туда, где
на каменных хвостах приткнулись львы,
ход мыслей становился не печатен
в финале этой жизненной главы.