Александр Галич - Стихотворения и поэмы

Вам страшно?
Нет, ничуть не страшно!
— Ваш смех исчезнет навсегда,
Когда осколки этой башни
Вонзятся в ваши города.

Исчезнет Франция, как правда.
Нет, вы не спятили с ума,
Но вас никто не понимал.

— Скажите, вам бывает страшно?
— Ты ищешь страх? открой роман,
Читай: «От Эйфелевой башни
Бежит, спасаясь, Мопассан…»

Растаял шебутной растяпа-снег,
Сегодня мне приснившийся во сне,
Архип осип и простудился Осип,
И не поймешь, весна ль, зима ли, осень,

Но что не лето — это-то уж точно,
И воробьев — сплошные многоточья.

А снег исчез, и не было его,
Быть может, он и вовсе не рождался,
А я-то не на шутку испугался!
Так значит, не случилось ничего?

След самолетный через плат небес —
Какая обозримая нелепость!
И значит — так: и не было чудес,
И целый год не наступало лето,

Земля была грязна, полуодета,
И мучила меня полуодетость,
Неряшливость и заспанность земли.
Хотелось вишен и немного ласки.
А некто мне протягивал рубли:
Мол, отступись от невеселой сказки.
Да ты и не сумеешь рассказать!

И впрямь, я не сумею рассказать…
И стало скучно и обыкновенно.
И зеркало посмотрит мне в глаза
И укорит за что-то непременно.

Я в доме поснимаю зеркала,
Позакрываю двери на засовы…
А эта сказка все-таки была,
Да уж навряд ли возвратится снова;
Сегодня я проснулся в полвторого,
Увидел снег: он плакал из угла.

Уж это не случится никогда:
Я помню иней, синие сосульки,
Декабрь лихорадил переулки
В укутанных в сугробы городах.

У всех — температура сорок два,
Текут носы, и красные гортани
Всё чаще чуют чайной ложки вкус.
Декабрь. Не первый на моем веку.
В тот день, я помню, встал довольно рано

И сразу же почувствовал: сейчас
Произойдет, не чудо, ну так что-то…
Спешили люди, верно, на работу.
Такой декабрь я видел в первый раз:

На крышах, тротуарах, проводах,
Заборах, подоконниках и трубах
Сидели птицы синие, и зубы
Ломило тихим предвкушеньем чуда,
А это не случалось никогда.

Голос, голос.
Ну что за пленительный голос.
Он как будто расшатывал обручи глобуса
И летел звездопадом над линией фронта,
Мисс Фонда?

Там, в Сайгоне, прицельным огнем протараненном,
Где всевластна пальба и напрасна мольба,
В эту ночь вы, должно быть, сидите над
раненым
И стираете кровь с опаленного лба,
Да?

А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
В сторонке там за деревьями,
где кровью земля просолена,
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
Хотя бы просто из жалости.
А жалеть-то еще позволено?

Вас, как прежде, восторженно хвалят газетчики:
То статья, то цветное московское фото.
Как прекрасны глаза ваши, губы и плечики,
Мисс Фонда!

И досужая публика жадно и тупенько
Будет в снимках выискивать тайное, личное,
А с носилок девчоночья падает туфелька.
Ничего, что одна — ведь другая-то лишняя.

А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
В сторонке там за деревьями,
где кровью земля просолена,
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
Хотя бы просто из жалости.
А жалеть-то еще позволено?

Дальнобойные бахают слитно и сытно,
Топят лодки на помощь спешащего флота.
Неужели же вам хоть немножко не стыдно,
Мисс Фонда?

Нынче, вроде, не в моде алмазы и золото:
В магазине любом выбирайте свободно.
Нынче носят бижу из серпа и из молота.
Хоть не очень красиво, но дьявольски модно!

А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
В сторонке там за деревьями, где кровью земля просолена,
А загнанных лошадей пристреливают,
А загнанных лошадей пристреливают,
Хотя бы просто из жалости.
А жалеть-то еще позволено?

Что ж, не будем корить вероломную моду.
Лишь одно постараемся помнить всегда:
Красный цвет означает не только свободу,
Красный цвет иногда еще — краска стыда!
Да, да!