Александр Галич - Стихотворения и поэмы

Понеслись кувырком, кувырком
Опечатки последнего тома!
Сколько лет я с тобою знаком?
Сколько дней ты со мною знакома?

Сколько медленных дней и минут…
Упустили мы время, разини!
Променяют — потом помянут, —
Так не зря повелось на России!

Только чем ты помянешь меня?
Бросишь в ящика пыльную прорубь?
Вдруг опять, среди белого дня,
Семиструнный заплещется голубь,

Заворкуют неладно лады
Под нытье обесславленной квинты…
Если мы и не ждали беды,
То теперь мы воистину квиты!

Худо нам на восьмом этаже
Нашей блочно-панельной Голгофы!
Это есть. Это было уже,
Это спето — и сложено в строфы.

Это хворост для наших костров…
Снова лезут докучные гости.
И кривой кладовщик Иванов
Отпустил на распятие гвозди!

Собаки бывают — дуры,
И кошки бывают — дуры,
Но дурость не отражается
На стройности их фигуры.

Не в глупости и не в дикости —
Все дело в статях и в прикусе.
Кто стройные — те достойные,
А прочие — на-ка, выкуси!

И важничая, как в опере,
Шагают суки и кобели,
Позвякивают медальками,
Которыми их сподобили.

Шагают с осанкой гордою,
К любому случаю годною,
Посматривают презрительно
На тех, кто не вышел мордою.

Рожденным медаленосителями
Не быть никогда просителями,
Самой судьбой им назначено
В собачьем сидеть президиуме.

Собаки бывают — дуры,
И кошки бывают дуры,
И им, по этой причине,
Нельзя без номенклатуры.

Я, товарищи, скажу помаленьку,
Мы не где-нибудь живем — на Руси.
Кому кепка, а кому — тюбетейка,
Кто что хочет — надевай и носи.

Наше дело — это тонкое дело,
Темный лес, любезный друг, темный лес,
И обязаны мы нощно и денно
Государственный блюсти интерес.

Мы не в рюхи здесь играем, не в карты,
Здесь не баня, говорят, не вокзал.
Что для нас наиважнейшее? Кадры!
Это знаешь, дорогой, кто сказал?

Тут не с удочкой сидишь, рыболовишь,
Должен помнить как основу основ:
Рабинович — он и есть Рабинович,
А скажи мне, кто таков Иванов?

Вот он пишет в биографии — русский,
Истый-чистый, хоть становь напоказ,
А родился, извиняюсь, в Бобруйске,
И у бабушки фамилия — Кац.

Значит, должен ты учесть эту бабку
(Иванову, натурально, молчок),
Но положь ее в отдельную папку —
И поставь на ней особый значок, и т. д.

Шел дождь, скрипело мироздание,
В дожде светало на Руси,
Но ровно в семь, без опоздания,
За ним приехало такси.

И он в сердцах подумал: «Вымокну!»
И усмехнулся, и достал
Блокнот, чтоб снова сделать вымарку,
И тот блокнот перелистал.

О, номера поминовения
Друзей и близких — А да Я!
О, номеров исчезновение,
Его печаль от А до Я!

От А — трусливого молчания
До Я — лукавой похвалы,
И от надежды до отчаянья,
И от Ачана до Яйлы.

Здесь все, что им навек просрочено,
Здесь номера — как имена,
И Знак Почета — как пощечина,
И Шестидневная война.

И облизнул он губы синие,
И сел он, наконец, в такси…
Давно вперед по красной линии
Промчались пасынки тоски.

Им не нужна его отметина,
Он им и так давно знаком,
В аэропорте «Шереметьево»
Он, — как в Бутырках — под замком.

От контражура заоконного
Еще темней, чем от стыда.
Его случайная знакомая
Прошла наверх и — в никуда.

И погорельцем на пожарище,
Для всех чужой, и всем ничей,
Стоял последний провожающий
В кругу бессменных стукачей.

Это вовсе не дом — Храм!
И не просто корабль — «Фрам».
Эй, увитые эполетьем
Адмиралы и шкипера!
Ниже головы перед этим,
Всем народам и всем столетьям,
Даром мужества и добра…

Что у вас на Охте и на Лахте?
Как вам там живется-суетится?
А у нас король ушел на яхте
И сказал, что скоро возвратится.

Он работал до седьмого пота,
Он водою запивал облатки:
Это очень трудная работа —
Королевство содержать в порядке!