Илья Рейдерман - Из глубины. Избранные стихотворения

Ехать спокойно
вслед за теми по той дороге,
где взгляд ржавеет, слух наполняется шумом.
Не ведать, что заблудился
внутри огромного механизма,
кружа в его коридорах, попадая в какие-то залы,
где разные судьбы наматывают
на общее колесо.
Умирая от скуки,
в цветной телевизор уставясь,
(ибо краски живого мира тебе уже недоступны)
ехать спокойно.
И жирные похвалы «нашей прекрасной системе»
будут чадить, как свечи за упокой души.

Пришли неописуемые дни.
Враг за врагом идут – не друг за другом!
И, окружённый этим страшным кругом,
шершавый воздух глубоко вдохни.
У нас, чтобы сказать о них – ни слова.
Дни – на одно лицо, и вовсе без лица.
Зачем ты, жизнь, и где твоя основа?
Пуста ли ты, как скорлупа яйца?
Безмолвный воздух глубоко вдохни.
Пришли неописуемые дни.
Дыханье задержи и запечатай рот,
побереги последний кислород.
Ведь знал: тюрьма возможна и сума,
и даже жизнь, сошедшая с ума.

Надоели, как пища без соли,
дни без цвета, без солнца, без воли.
Как устали, отчаялись мы
от бессовестно долгой зимы!
Порыжелая зелень сосны
за кладбищенскою стеною.
Прорасти бы сквозь будни травою.
До чего же мы жаждем весны!
И грохочет трамвай по кривой.
И в окне неумытом трамвая
отражается столб световой.
Ах, куда ты вывозишь, кривая,
что за даль там и ширь мировая,
и откуда он – свет даровой?

Несправедлива судьбы кривизна
и непосильна ноша земная.
Господи, жив? Неужели – весна?
В небо гляжу и Гомера читаю.
Ты неизбывно, безумие жить.
Дионисийская суть мирозданья!
Деревом стать бы. Плоть обновить.
Пить бы и пить – до потери сознанья —
свет, что с подземной смешается тьмой,
тьму, что с небесным смешается светом.
Этот напиток – священный, хмельной,
что иногда достаётся поэтам.

Все стихи Мандельштама – написаны мной.
Я – безумец, ещё недобитый,
что стоит перед той же китайской стеной,
и терзается той же обидой.
Изменяются даты, ну а времена
лишь прикидываются иными.
Но беспамятства чашу – выпей до дна,
заодно – позабудь своё имя.
Слово – в дьявольской ступе толкут в порошок,
(истолкли – и перетолковали!)
…Всей-то жизни – на выдох и вдох, на стишок.
Отличаются только детали.

Я опять читаю Мандельштама.
Страшно, ибо знаешь наперед,
Что ведет строка кривая – прямо
И никто от смерти не уйдет.
Да хоть заговаривайся, хоть
Уцепись за собственную строчку —
Не обманешь знающую плоть,
Смертную не сбросишь оболочку.
Прыгнуть из судьбы, как из окна,
К воздуху приклеиться, прилипнуть?
Снова клятвы раздает весна —
Но нельзя в итоге не погибнуть.

В зеркале видишь нечто вроде доноса:
всклокочены волосы, да и взгляд диковат,
седины, морщины – словом, житейская проза
плоская. Что же ещё зеркала отразят!
Всё же вгляжусь в это стекло ледяное.
Что там за даль? Это окно за спиною…
Зыблется что-то без края – вода или свет?
Что там такое, чему и названия нет?
Там серебрится, едва различимо в сиянье,
облако светлое. Может быть, это душа
лепит себя, постигая уроки ваянья?
Боже ты мой, как и вправду она хороша!
Свет беззаботный, свободный, сияющий праздно,
свет из глубин – серебрится, мерцает, течёт.
О, этот луч, расправляющий складки пространства!
О, этот миг, отменяющий времени счёт!
Будни вернутся – но что-то и вправду ведь было.
Бедное зеркало – душу мою отразило?
…Ну а теперь – на стекло натыкается взгляд.
Вот и гляди на себя, будто в чём-то и впрямь виноват.

В этой пресной воде повседневных забот
я давно онемел уже – рот открываю как рыба.
Мне бы несколько слов настоящих! Мне бы несколько нот
среди скрипа и хрипа.
Что в трамвае твержу сам себе посреди толкотни? —
«Не позабыть бы, купить бы хлеба…»
Неохота вам в спину глядеть, уходящие дни.
Мне бы музыки! Неба!
Вот, просыпаясь, одолевая дремоту,
не в силах глаза открыть – открываю рот.
Только бы взять начальную верную ноту,
«Слава Богу» сказать. А дальше, быть может, пойдет…
И начнется мелодия дня, хоть споткнется сто раз,
оборвется и снова начнется… О, Господи, дальше!
Ибо жизнь – это, может, всего только несколько фраз,
произнесенных без фальши.