Андрей Ханжин - Подборка стихов А. Ханжина с предисловием А. Сомова

ищешь улыбку, возьми на прощанье мою,

знаешь, сегодня тридцатое, кончился месяц,

надо ли верить, что вечность проходит за час,

если услышишь давно позабытую песню,

глупую, в общем, что прежде тревожила нас,

руки в карманах, дарю, забирай неподвижность

этой минуты, устанешь, попробуй забыть

тысячи слов, что дарили друг другу из книжек,

переплетённых как будто бечёвкой судьбы,

тоже смеёшься, забудь, нам достаточно взгляда,

чтобы понять — никогда не вернётся вчера,

руки в карманах, стоять и смотреть на ограду

детского сада и бить на щеке комара

…чистая лирика, пьяная зимняя ночь,

он, расстегнувшись, пил "кауфман" красный на кухне,

рябой подполковник, из мутных таких мусоров,

подельники, в общем. Он нас прикрывал на таможне,

ну, сам понимаешь, хорошему оперу гроб

из красного дуба… по-пятой плеснули в стаканы,

"короче, писатель, тебя завтра вечером ждут

на Войковской…" Войковская — это подстава,

там сутки назад ушатали Серёгу Ежа,

он с этим легавым из Польши тянул ноутбуки,

Серёга, мудак, захотел его кинуть, итог:

два в голову и детонатор с тротиловой шашкой

при обыске — с понтом Серёга мостырил теракт,

за труп подполковнику дали четыре отгула,

он был убеждён, что я в доле с покойным Ежом

(пол-фуры самсунгов) клянусь, что за фуру не в теме,

сидели, бухали, смеялись, он с табельным был,

"ну, завтра на Войковской, как?" — "нет базара, поеду"

и понял, валить из Москвы надо прямо сейчас,

не зря же он в полночь… ну как соскочить? хрен соскочишь,

"схожу за водярой" — "сиди, вся водяра с собой"

напрягся, бухой, но пасёт, поднимаюсь и — к двери,

"дружок…" слово за слово, нож на столе, он — за ствол,

вульгарная, блять, бытовуха на кухне, по-пьяни,

чуть ниже локтя прострелил, пуля — в кафель, я — в шею ножом,

сцепились, кровища, как псы, кувырком в коридоре,

рублю ему горло, а он не подохнет никак,

блять, Феликс Железный (подумал) служитель закона…

…затих. Я сидел с телефоном в руке и курил,

звонить-не звонить? Это лирика. Опустошенье.

Смотрел на убитого и ни о чём не жалел,

смотрел за окно, снегопад, всё смотрел и курил,

сигарету измазав в крови, она жирно шипела…

…ты теперь — биллион ночей моих,

ты теперь — пунктирная линия,

эстеты, небрежно, о ровности ритма, хуй на них,

положи голову мне на колени, остынем мы,

наиграемся до инсульта в любовь и уют,

сойдём с электрички, нажрёмся с урлой на станции

"Узловая" (в каждой губернии такая есть)

немного безумия — и узловские омоновцы нас забьют,

инструментом, как водится, шанцевым,

как забили сапёрными лопатками в Череповце

Витька Разуваева, помнишь, Алёнку Рыжую

со шрамом от окурка на конопатом лице,

от Витьки тогда родила… Ненавижу

пишущих от чесоточной скуки, с дивана так,

без того даже, чтобы "Я" расстегнуть как ширинку,

глотая ударные, вместо "хуя" (кокетничают) "fuсk'

но уж если подложил за голенище финку,

хотя бы в чернила её обмакни,

и даже за это подвернёт тебе девка красивая…

…а мы, ненаглядная, наконец-то остались одни,

погромче кричи, я ж тебя как бы насилую

Недоносок истории, чести обманутый муж,

через десять минут наша жизнь станет средневековой,

сочиняй про дуняш, как Тургенев, обкушавшись груш

липко-горько-медовых,

полуподпол, плевок философией маме в глаза,

акапелла (крушение печени) марш лесбиянок,

бормочи же, святой генерал, отчего же нельзя

окропить (обоссать) васильковые ваши поляны,

освятить кашлем с кровью оплаченный глянец страниц

из журнала, куда надрочили (смущаясь) поэты,

и поэзия — с хуем, но, чёрт побери, без яиц,

через десять минут грянет бабье безвкусие, лето,

рифмоплёт сгинет евнухом в блядском гареме жэжэ,

мера времени — секс, ускоренье оральных соитий,

в синих чайничках русь — неживая арбатская гжель,

неужели, сопрано, ты в жэке звалась "дядей Витей",

абортарий мечты, колумбарий героев вины,

через десять минут "Капитал" перепишут арабы,

сочиняй про богинь, перержут тебя говоруны,

либреттистов для них нарожают маститные бабы,

недоносок, вагант, президент говорящих дроздов,

никаких обелисков, история — это могила,

возведи себе холмик из кучки заученных слов,

счастье — это форзац, где блестит твоё гнусное рыло