Александр Габриэль - Небосвод несвободы

В чайной чашке — тёмные разводы от иллюзий, выпитых, как чай.

Мир почти окончательно съехал с ума
от капризных вождей да невиданных бедствий.
В корабле перепутаны нос и корма,
и причины задавлены тоннами следствий.
Мир от поезда века бездарно отстал.
Совесть — больше не ноша. Не мука Тантала.
Оружейный металл на презренный металл
обменяет любой обладатель металла.
Здесь хорош только ты. Всяк другой нехорош —
он не так и не тем отбивает поклоны…
И помножена аудиовидеоложь
на вскипающий мозг потребителя оной.
Новый день, на осколки нам души дробя,
громыхает, как танк, по дорогам Конкисты…
Словно бог, поистративший веру в себя,
просто плюнул на всё и ушёл в атеисты.

Не так черны и безнадёжны тени,
уже тепло проклюнулось с утра…
Религиозных птичьих песнопений
приходит к нам пора, мой друг, пора .
Почти весна. Простудные напасти,
колючий бриз, свирепые дожди…
Надрывные штампованные страсти
уже на низком старте, погляди.
Смотреть на небо больно, как в июле,
как будто мы — в касании, вблизи…
И яростные солнечные пули
взрезают лад оконных жалюзи.
Ни слова правды нет в погодной сводке,
но свеж и вкусен воздуха глоток.
И снега полинявшие ошмётки
улитками сползают в водосток.
Весна как жизнь. Дождись, ещё немножко,
своих надежд не отправляй на слом…

Жаль, время, как шагреневая кошка,
бесстрастно исчезает за углом.

меня отражать не желает зеркальный овал
и маятник бьет по вискам в равнодушии мерном
рождая вопрос коим гамлет себя убивал
хоть знали достойный ответ розенкранц с гильденстерном
бездумно скольжу по венозному тонкому льду
я был и я есть но возможно что больше не буду
натыкал в моих двойников гаитянский колдун
колючих иголок и вывел на чистую вуду
никак не спасают мечты алкоголь и ушу
бесплотно-бессильна и злая и добрая фея
в итоге я верю лишь только тому что пишу
как некто писавший евангелие от матфея

Перелопатив весь рунет, загнав такси и три трамвая,
я понял: смысла в жизни нет. Есть только жизнь как таковая.
Она сплелась в цепочку дней, ни разу не прося антракта,
и нам давать оценки ей — по сути, несуразно как-то.

Мы не позна́ем жизни суть, уйдя однажды днём весенним,
но всё равно в кого-нибудь мы наши души переселим.
Заката розовый подбой, последние объятья стужи…
Но не грусти: без нас с тобой весь мир подлунный был бы хуже.

Житейских истин угольки нам озаряют путь недлинный,
даря венозный блеск реки на белом бархате равнины,
туман, арктические льды, Париж, и Питер, и Памплону,
и аритмичный свет звезды, летящей вниз по небосклону.

Сиди, травинку теребя, философичный, словно Ганди,
не выбирая для себя тревожный modus operandi;
воздавший должное вину средь тихо шелестящих клёнов,
люби одну, всего одну, одну из сотен миллионов.

Не испещряй судьбы листы смятенным перечнем вопросов,
я не философ, да и ты, мой друг, ни разу не философ,
давай всё так и сохраним — закатный луч и свет на лицах —
пока едва заметный дым из трубки времени струится.

Я временщик, коль посмотреть извне,
и сердце всё, как есть, принять готово.
Как ни крути, оставшееся мне
незначимей и мельче прожитого.
Мне больше не войти в свои следы;
всё чётче ощущаю что ни день я
себя на ветке капелькой воды,
набухшей ощущением паденья.
Стираются и боль, и благодать.
Как ни хрипи натруженной гортанью,
но стало невозможно совпадать
со временем, сменившим очертанья.
Услышу вскоре сквозь тугую вязь
словес, недосложившихся в поэзу:
« Которые тут временные? Слазь! »
И я скажу: «Я — временный».
И слезу.

Стакан наполовину полон, стакан наполовину пуст.
Не вей над нами, чёрный Воланд, как пар в морозный день из уст.
И небо, как «блины» на штанге, нам давит на́ души с утра…
Не рей над нами, добрый ангел, творец стерильного добра.

Мы вместе составляли сумму, ровняли взбрыки амплитуд.
Наверно, съели фунт изюму и, без сомнений, соли пуд,
познали влажный смрад колодца и мощь бетховенских сонат;
мы были два канатоходца, один делившие канат.

Мы не в печали, не в обиде, но где ж они, цветные сны?
Давно никто из нас не видит отличий мира от войны.
В глазах — бескрылое смиренье, кричащая больная тишь.
Двух наших ярких точек зренья и в микроскоп не разглядишь.