Александр Милитарёв - Охота за древом

И белыми губами говорю
слова любви, ни слова укоризны:
не даждь зерну умрети без плода.

Не научились даже умирать —
oтбыв свое, откланяться прилично.
Уходит жизнь. Как зло. Как непривычно.
Как тать в ночи. Как тать в ночи. Как тать.

А думали, что рождены летать!
Что куплены баландой чечевичной
свобода и ангажемент столичный.
Но сорок — срок. Не век его мотать.

И предкам нашим проданным под стать,
в судьбу не веря и беды не чуя,
живем, покуда чуть не на виду

напитанную вермутом звезду 2 2 Русск. вермут заимствовано из немецкого Wermut , которое, как и украинское чорно́биль (русское чернобыльник ), значит «полынь горькая» — очевидная ассоциация чернобыльской катастрофы с апокалиптической «Звездой Полынью» (Откр. 8:10).
трубой воззвав, невидимая рать
последнюю готовит аллилуйю.

Не меден как грошик и щит —
сентябрь невозможно серебрян.
Варьянтов набор не перебран,
оркестрик аллегро бренчит.

А кровь еще в меру горчит,
По-царски питая церебрум,
и кожа неломаным ребрам
еще из надежных защит.

Отмерено было сполна
мне нежности женской и детской,
беседы мужской и труда,

но чаша пита не до дна
египетской, царской, стрелецкой,
и благо не ведать — когда.

Песок застлал руины Йерихона.
Я быть устал. Страна моя пуста —
потоптана конями фараона,
по горло морем красным залита.

С обломков стен глядят как бы с холста
глаза родных на своего Харона.
Последний бык горящего моста,
я ухожу, паромщик похоронный.

На западе — Сахары рыжий дым
и белые фантомы гор Хоггара.
Зачем меня, прожженным и седым,
и в этот раз выносишь из пожара?

Но вновь почти не различим ответ:
народ… песок морской… на склоне лет.

Прекрасной Франции холмы
ломают линию долин,
и птиц грассирующий клин
в табличке неба — знак зимы.

Здесь пляшут белые дымы
над кровлей из карминных глин
и жизни ток неодолим,
но на Востоке смертны мы.

О, этот птичий говорок,
обычай местных недотрог
благоволить, скользя!

Водой бы влиться в водосток,
но за спиной горит Восток,
и не уйти нельзя.

Мне мало дня — переползти висячий
мост. Над провалом времени вися,
чье чрево поло, вижу: сзади вся
окрестность поросла травой удачи,

посохшей, ставшей сеном, сном. Тем паче
назад, где наспех, вкривь и вкось кося,
прошла красотка с бельмами, нельзя
коситься, как и вниз, в пролет — иначе

до ночи не дойти, и темнота,
раскачивая колыбель моста,
добьется реверсивного эффекта,

и переход когда-то — никогда
зальет по темя темная вода,
и в тень одну войдут никто и некто.

Металличен аттический рок,
безразличен актер и теоним —
тот, кем бесов сомненья изгоним,
заготовленных автором впрок.

Третий акт доиграется в срок,
режиссер — знаменитый аноним.
Текст домямлим, героев схороним
и нашарим в штанах номерок.

Но на вечность закрыт гардероб,
альфа театра и жизни омега —
золотое сгинело руно.

Размозжить напоследок бы лоб,
да окутала ватная нега —
в чаше черепа сладко вино.

В чаше черепа сладко вино.
Пей же, нежная, пей, Маргарита:
жребий брошен, срамное обрито
и смешное забыто давно.

Что недодано, будет дано,
где схоронено, будет разрыто,
а топтаться не нам у корыта:
чрево сыто и сердце полно.

Под юпитером всяк — королева,
но не здешних лесов наше древо,
так не бойся, не верь, не проси,

ты вещунья, невежда, невеста.
А конец, он един на Руси —
кол осинный в причинное место.