Александр Граков - Охота на крутых

Фирменный поезд «Будапешт–Москва», постукивая на стыках, подходил к пограничной станции Чоп. Здесь заканчивалась территория Венгрии и начиналась Западная Украина, совсем недавно входившая в состав «союза нерушимых республик свободных...» Недовольно поворчав тормозами, состав дернулся в последний раз и замер. Окна девятого от головы поезда вагона СВ пришлись напротив больших окон вокзала.

– Внимание! Таможенный досмотр! Приготовьте документы и личные вещи! – сурово приказал динамик купе.

Жадно прильнувший к окну молодой человек лет тридцати досадливо скривился и, нехотя отклеившись от вагонного стекла, потянулся к боковому карману шикарного кожаного пиджака. Вскоре двери откатились и в купе вошли три человека в камуфляжной форме: младший лейтенант, лейтенант и миловидная девушка с погонами сержанта. Лейтенант, увидев пустующее место противоположного дивана, обрадовался так, словно нашел бумажник с валютой. Небрежно мазнув взглядом по раскрытому паспорту пассажира, в котором значилось: Михай Дьердь, год рождения 1963, венгр по национальности, он поинтересовался:

– Давно пустует?

– От самого Будапешта, – пассажир, заметив недоумение на лицах таможенников, пояснил: – Я закупил все купе. Знаете, какие иногда типы попадаются – испортят в дороге настроение на всю оставшуюся жизнь...

– Послушай, Михай, брат, – на лице лейтенанта появилось заискивающее выражение, – возьми к себе пассажирку, а?! Состав забит до отказа, но, хоть бы и было купейное место, эту велено устроить в СВ. Приказывать тебе не имею права, но прошу – прими эту стерву элитную! Она за два часа, пока сидела у нас в дежурке, засрала мозги всему наряду! Молодая, красивая, но – кобра во всех отношениях. А папаша, который притарабанил ее на новеньком «мерсе», шепнул что‑то на ухо нашему майору, а тот нам: «Устроить на ближайший поезд в СВ...»

– Не могу! – прервал словоохотливого лейтенанта пассажир.

– То есть как это?! – не поняла таможня.

– А вот так это! – передразнил его Михай Дьердь. – Если она десятку человек засрала, как вы изволили выразиться, мозги, то что останется от меня, пока я доеду с ней до Москвы? Небось какое‑нибудь дерьмо в фирменной упаковке, из тех – «новых русских»?! – Он еще раз скривился, будто пережевывал лимон.

– Та шо з ным байки справляешь, Василь! – влез в разговор младший «литер». – Вин хто по роду занятий? Коммэрсант? Ну и ссажуй його на станции дня пэрэвиркы документов! Може, вин шпиен замаскированный! Ач, як чеше по‑москалячему! А на його мисто посадымо оту прыдурасту, давай швыдче, бо поизд за пъять хвылын видходыть.

Пассажир СВ колебался не более трех секунд.

– Подсаживайте, ваша взяла! – он безнадежно махнул рукой.

– Спасибо, брат! – как ни в чем не бывало сердечно поблагодарил его лейтенант и повернулся к дивчине‑сержанту: – Марысь, слетай за той мымрой!

«Мымра» ступила на порог купе, когда поезд, тихо дернувшись, пошел отмерять украинские рельсы. Михай, взглянув на нее, крякнул и озадаченно почесал в затылке:

– Вот таких забот на мою голову как раз и не хватало!

Природа явно хотела проэкспериментировать, смешав в одном создании суперобразы русско‑украинско‑польской красоты. И, надо сказать, эксперимент удался.

Густые черные волосы крупными локонами обрамляли округлое лицо, тронутое золотистым загаром. Огромные, чуть вытянутые к вискам глаза, удивительно голубые, грозили притянуть, утопить навсегда в себе любой взгляд. И прекрасным дополнением к ним были четкий прямой носик, пухлый манящие губы и нежный подбородок.

За окнами поезда –конец сентября, и на девушке был легкий пуховый свитер и голубые джинсы в обтяжку. Не поскупившись на лицо мадам Природа не обделила ее и фигурой – одежда только подчеркивала это.

Такой шедевр невозможно было представить себе где‑то на кухне за мытьем посуды или в ванной – за стиркой белья. Ее можно было только соответственно одеть, обуть и поставить где‑нибудь на видном месте, любуясь ею и боготворя, как икону. Именно таких, знающих цену своей неотразимости, Михай опасался и сторонился, как ненужного яркого пустяка – красивой бутылки из‑ под заграничного бальзама или футляра от фирменного французского одеколона. И хранить ни к чему, и выбросить жалко.