Александр Милитарёв - Охота за древом

Mientras por competir con tu cabello,
oro bruñido, el sol relumbra en vano;
mientras con menosprecio en medio el llano
mira tu blanco frente el lilio bello;

mientras a cada labio, por cogello,
siguen más ojos que al clavel temprano,
y mientras triunfa con desdén lozano
del luciente marfil tu gentil cuello;

goza cuello, cabello, labio y frente,
antes que lo que fué en tu edad dorada
oro, lilio, clavel, cristal luciente,

no sólo en plata o viola truncada
se vuelva, mas tú y ello juntamente
en tierra, en humo, en polvo, en sombra, en nada.

Пока, с твоими локонами споря,
напрасно солнце золотом лучится,
и белизной чело твое кичится
пред лилией в сияющем уборе,

пока, твоим устам зовущим вторя,
гвоздика тщетно взор пленить стремится,
и с глубиной очей твоих сравниться
мечтало бы пристыженное море,

усладу уст, очей, ланит, кудрей
спеши испить из моря наслажденья,
пока на смену золотой поре

гвоздик и лилий не пришло забвенье
сухой фиалкой в тусклом серебре,
и ты не стала прахом, тленом, тенью…

Saluda al sol, araña, no seas rencorosa.
Da tus gracias a Dios, ¡oh sapo!, pues que eres.
El peludo cangrejo tiene espinas de rosa
y los moluscos reminiscencias de mujeres.

Saber ser lo que sois, enigmas siendo formas;
deja la responsabilidad a las Normas,
que a su vez la enviarán al Todopoderoso…
(Toca, grillo, a la luz de la luna, y dance el oso.)

Паук, восход приветствуй и вытри злые слезы,
за счастье жить, о жаба, восславь Творца щедроты!
Корявый краб шипами вполне достоин розы,
а в устрице осклизлой от женщины есть что-то.

Так будем тем, что есть, обиды не тая!
Непостижимое — лишь форма бытия.
Оставим труд разгадок природе и Творцу…
Трещи, цикада, под луной! пляши, медведь, в лесу!

Me tiraste un limón, y tan amargo (4),
Con una mano cálida, y tan pura,
Que no menoscabó su arquitectura
Y probó su amargura sin embargo.

Con el golpe amarillo, de un letargo
dulce pasó a una ansiosa calentura
mi sangre, que sintió la mordedura
de una punta de seno duro y largo.

Pero al mirarte y verte la sonrisa
que te produjo el limonado hecho,
a mi voraz malicia tan ajena,

se me durmió la sangre en la camisa,
y se volvió el poroso y áureo pecho
una picuda y deslumbrante pena.

Ты бросила мне горький плод лимона (4)
рукой горячей и такой невинной,
что не задет был строй его глубинный
и горечь оказалась сохраненной.

Ожогом желтым из истомы сонной
исторгнутая, кровь моя лавиной
вскипела, отзываясь на осиный
укус овала плоти напряженной.

Но шалости своей ты улыбнулась,
и понял я твою игру простую,
столь чуждую моей, мужской и злой.

И под рубашку кровь, остыв, вернулась,
ужалив сердце в мякоть золотую
пронзительной слепящею иглой.

Tengo estos huesos hechos a las penas (10)
y a las cavilaciones estas sienes:
pena que vas, cavilación que viene
como el mar de la playa a las arenas.

Como el mar de la playa a las arenas,
voy en este naufragio de vaivenes,
por una noche oscura de sartenes
redondas, pobres, tristes y morenas.

Nadie me salvará de este naufragio
si no es tu amor, la tabla que procuro,
si no es tu voz, el norte que pretendo.

Eludiendo por eso el mal presagio
de que ni en ti siquiera habré seguro,
voy entre pena y pena sonriendo.

Для злых сомнений создан мой висок (10),
и стала боль для жил моих законом.
На боль сомненья набегают сонно,
как в час прилива волны на песок.

Как в час прилива волны на песок,
меня несет кругами монотонно
по сковородам ночи закопченным
вод этих темных неуклонный ток.

Мне не уйти от этой мглы зловещей —
лишь ты, любовь, лишь ты даешь мне силы,
лишь ты горишь последнею звездою.

И смехом заглушая голос вещий,
который шепчет, что и ты забыла,
вхожу в пролив меж горем и бедою.

El toro sabe al fin de la corrida (17),
donde prueba su chorro repentino,
que el sabor de la muerte es el de un vino
que el equilibrio impide de la vida.

Respira corazones por la herida
desde un gigante corazón vecino,
y su vasto poder de piedra y pino
cesa debilitado en la caída.