Геннадий Пискарев - Избранное

Ныне покойный выдающийся русский философ (земляк мой – костромич) Александр Зиновьев, определяя собственную сущность как аналитика и отметая «прилипшее» к нему определение «пессимист», сказал: «Я – учёный, оперирую точными понятиями, а пессимизм с оптимизмом больше соответствуют сфере духовно-эмоциональной». Эта беспощадная зиновьевская логика привела его к поистине апокалипсическому выводу, когда он задался целью проанализировать путь человечества, оказавшегося в тисках «западнизации»: – «Похоже на то, что это будет история, которая по своей трагичности намного превзойдёт все трагедии прошлого».

Возможно ли избежать столь кромешной участи? Что говорит по этому поводу не менее чтимый философ Хажбикар Боков? Он соглашается с коллегой. Соглашается в том, что история повторяется, и не обязательно в виде фарса (это было бы ещё полбеды), а как – ещё большая трагедия. Эту горькую истину нам довелось познать в полной мере уже в сегодняшние дни.

Но прошу обратить внимание, Боков не столь подвержен унынию в отличие от Александра Зиновьева, игнорирующего духовно-эмоциональную сферу в логике. Объясняется это, пожалуй, тем, что Хажбикар Хакяшевич стал использовать не только в писательском своём творчестве, но и в исследовательской работе духовные инструменты. Одним из первых, если не первый, обратил он внимание на феномен совести – совести как основы человеческого понимания и благополучного разрешения современных проблем государственного строительства в России да и всех нынешних, кризисных противоречий в международной, национальной политике.

– Всё зависит от людей, – решает старая дворянка Любовь Сергеевна, доживающая в крайней бедности свои дни на окраине города Грозного в комнатке саманного домика. Вроде бы затёртое выражение. Но в устах этой дамы оно звучит просветлённо – ново. Потому как произносит она его после прихода к ней, отторгнутой большевистским режимом в разгар собственных деяний, главы Президиума Чечено-Ингушского Верховного Совета Хажбикара Бокова. Приходит тот, как говорится без охраны, а после визита изыскивает возможность оказать ввергнутой, быть может, и в заслуженные страданья аристократке столь необходимую ей в тот момент материальную и медицинскую помощь.

Что руководило поступком, да, да поступком Хажбакара Бокова? Наверное, смысл прожитой жизни. И память. Память нелёгкого детства. Память о том, как он, пастушок-ингушонок, в пёстро-коричневом полушубке из овчины домашней выделки и нелепой косматой шапке, словно толстовский Филиппок, мнётся неловко перед строгим школьным учителем в далёком казахском селе и умоляет «принять учиться». У учителя Рэпа (такого же переселенца, поволжского немца) на глазах – слёзы. У мальчишки в глазах – надежда.

Надежда… Она не угасает в нём и теперь. Не угасает в трудах (только что вышла в свет книга его, название коей «Надежда – Россия»). Она светится, лучится в добрых кротких глазах провидца, чисто, широко распахнутых миру, что свойственно, говорят только детям. А им, как гласит Святое писание, принадлежит Царство Божие.

Не знаю, но почему-то именно эти слова душевнейшего поэта России С. Есенина, ставшего чуть ли не символом ее, а, между прочим, и автором непревзойденных «Персидских мотивов», пришли мне на ум, когда прочитал в книге Ахмета Хатаева «Враг народа» потрясающую мусульманскую притчу. Не могу не пересказать ее.

Пророк Мухаммед спросил Архангела Джабраила, посетит ли он землю после смерти его и сколько раз? Архангел ответил: сойду десятикратно. Первый – когда изобилие земли оскудеет. Потом дважды, если люди потеряют любовь. В четвертый раз я спущусь с небес, чтобы узреть лишенных стыда жен, матерей и невест. В пятый и шестой разы – увидеть несправедливых правителей, народ без терпения, богатых без милосердия. Будет восьмой раз, когда ученые потеряют знания. А затем, уж, при девятом моем пришествии, мне ничего не останется, как забрать у людей Святую книгу. А во время десятого – и Веру саму. И наступит для живущих последний день, когда солнце взойдет с Запада.

Зловещий смысл этих пророчеств падения рода человеческого тогда, наверное, не только мне, но и писателю, поведавшему откровения Джабраила, представить было не просто. И уж тем более то, что за этим неминуемо последует – хаос безбожия, разгул бесовщины, вселенского зла, торжество кровавого бизнесмена – «золотого тельца», когда ум воспротивится признать жуткую явь за правду.