То старая песнь отреченья была,
Легенда о радостях неба,
Которой баюкают глупый народ,
Чтоб не просил он хлеба.
Я знаю мелодию, знаю слова,
Я авторов знаю отлично;
Они тайком тянули вино,
Проповедуя воду публично.
Мы новую песнь, мы лучшую песнь
Теперь, друзья, начинаем:
Мы в небо землю превратим,
Земля нам будет раем.
При жизни счастье нам подавай!
Довольно слез и муки!
Отныне ленивое брюхо кормить
Не будут прилежные руки.
А хлеба хватит нам для всех, —
Устроим пир на славу!
Есть розы и мирты, любовь, красота
И сладкий горошек в приправу.
Да, сладкий горошек найдется для всех,
А неба нам не нужно,—
Пусть ангелы да воробьи
Владеют небом дружно!
Скончавшись, крылья мы обретем,
Тогда и взлетим в их селенья,
Чтоб самых блаженных пирожных вкусить
И пресвятого печенья.
Вот новая песнь, лучшая песнь!
Ликуя, поют миллионы.
Умолкнул погребальный звон,
Забыты надгробные стоны!
С прекрасной Европой помолвлен теперь
Свободы юный гений, —
Любовь призывает счастливцев на пир,
На радостный пир наслаждений.
И если у них обошлось без попа,
Счастливей не может быть знака!
Привет невесте и жениху,
И детям от светлого брака!
Венчальный гимн эта новая песнь,
Лучшая песнь поэта!
В моей душе восходит звезда
Высокого обета.
И сонмы созвездий пылают кругом,
Текут огневыми ручьями.
В волшебном приливе сил я могу
Дубы вырывать с корнями.
Живительный сок немецкой земли
Огнем напоил мои жилы, —
Гигант, материнской коснувшись груди [82] «Гигант, материнской коснувшись груди…» — Гейне имеет в виду героя древнегреческой легенды Антея, сына Земли, который получал непобедимую силу, едва прикасался к матери-земле.
,
Исполнился новой силы.
Мы поздно вечером прибыли в Кельн.
Я Рейна услышал дыханье.
Немецкий воздух пахнул мне в лицо
И вмиг оказал влиянье
На мой аппетит. Я омлет с ветчиной
Вкусил благоговейно,
Но был он, к несчастью, пересолен, —
Пришлось заказать рейнвейна.
И ныне, как встарь, золотится рейнвейн
В зеленоватом стакане.
Но лишнего хватишь — ударит в нос,
И голова — в тумане.
Так сладко щекочет в носу! А душа
Растаять от счастья готова.
Меня потянуло в пустынную ночь
Бродить по городу снова.
Мне чудились в каменном взгляде домов
Невысказанные желанья
Поведать мне тайны забытых легенд,
Старинные преданья.
Сетями гнусными святош [83] « Сетями гнусными святош… » — Гейне считал Кельи с его гигантским готическим собором оплотом немецкой католической реакции.
Был старый Кельн опутан.
Здесь было царство темных людей,
Что высмеял Ульрих фон Гуттен [84] Гуттен — немецкий литератор и политический деятель XVI века, один из авторов остроумного памфлета «Письма темных людей», в котором осмеивались мракобесие и невежество.
.
Здесь церковь отплясывала канкан,
Свирепствуя беспредельно.
Доносы подлые строчил
Гохстраатен — Менцель Кельна [85] Гохстраатен — кельнский богослов, один из крайних немецких реакционеров XVI века. Менцель — современник Гейне, реакционный критик и публицист, автор доносов на передовых писателей.
.—
Здесь пламя костра пожирало людей,
Губило их творенья
Под дикий звон колоколов,
Псалмы и песнопенья.
Злоба и глупость блудили тут,
Грызясь, как псы над костью.
От их приплода и теперь
Разит фанатической злостью.
Но вот он! В ярком сияньи луны —
Неимоверной махиной —
Так дьявольски черен, торчит в небеса
Собор над водной равниной.
Бастилией духа он должен был стать;
Святейшим римским пролазам
Мечталось: «Мы в этой гигантской тюрьме
Сгноим немецкий разум».
Но громовое «Стой!» сказал
Им Лютер непреклонный,
И вот собор до наших дней
Стоит незавершенный.
Он не был достроен — и благо нам!
Ведь в этом себя проявила
Протестантизма великая мощь,
Германии новая сила.
Вы, жалкие плуты, Соборный союз [86] Соборный союз — общество католических церковников и святош, организованное для достройки Кельнского собора.
,
Не вам — какая нелепость! —
Не вам воскресить безжизненный труп,
Достроить старую крепость.
Читать дальше