Генрих Гейне - Лирика и сатира

Весь день прождал я, изнывая,
Весь день — с полудня до шести!
Ты не явилась, ведьма злая,
Пойми, я мог с ума сойти!

Меня душило нетерпенье
Кольцом удава, стыла кровь,
На стук я вскакивал в смятеньи,
Но ты не шла, — я падал вновь…

Ты не пришла, — беснуюсь, вою,
А дьявол дразнит: «Ей же ей,
Твой нежный лотос над тобою
Смеется, старый дуралей!»

Свобода наскучила в данный момент;
Республика четвероногих
Желает, чтобы один регент
В ней правил вместо многих.

Звериные роды собрались,
Листки бюллетеней писались;
Партийные споры начались,
Интриги завязались.

Стояли старо-ослы во главе
Ослиного комитета;
Носили кокарды на голове
Черно-красного с золотом цвета [67] « Черно-красного с золотом цвета… » — цвета знамен националистических союзов немецкого студенчества. .

Была еще партия жеребцов,
Но та голосов не имела;
Боялись свирепых старо-ослов,
Кричавших то и дело.

Когда ж кандидатом коня провел
По спискам один избиратель,
Прервал его серый старо-осел
И крикнул ему: «Ты предатель!

Предатель ты! И крови осла
Ни капли в тебе не струится;
Ты не осел! Тебя родила
Французская кобылица.

От зебры род, должно быть, твой,
Ты весь в полоску, как зебра.
И голоса тембр у тебя носовой,
Как голос еврея, негра.

А если ты и осел, то все ж
Осел от разума, хитрый;
Ты глуби ослиной души не поймешь,
Ее мистической цитры.

Но я, я всею душой вошел
В сладчайший этот голос;
Я есмь осел, мой хвост — осел,
Осел мой каждый волос.

Я не из римлян, не славянин,
Я из ослов немецких,
Я мыслящих предков храбрый сын,
И кряжистых и молодецких.

Они, не играли в galanterie [68] Галантность, учтивость — ( франц. ).
Фривольными мелочами,
И быстро, бодро, свежо, — раз-два-три,
На мельницу шли с мешками.

Отцы не умерли: в гробах
Одна лишь кожа с мехом,
Их тленная риза! Они в небесах
Приветствуют нас со смехом.

Ослы блаженные, в нимбе венца!
Мы следовать вам клянемся,
С путей добродетели до конца
Ни на волос не собьемся.

О, что за блаженство быть ослом!
Таких длинноухих сыном!
Со всех бы крыш кричать о том:
Рожден я в роде ослином!

Большой осел, что был мне отцом,
Он был из немецкого края;
Ослино-немецким молоком
Вскормила нас мать родная.

Я есмь осел из самых ослов,
И всей душой и телом
Держусь я старых ослиных основ
И всей ослятины в целом.

И мы свой ослиный совет даем:
Осла на престол поставить;
Мы осломонархию оснуем,
Где только ослы будут править.

Мы все здесь ослы! И-а! И-а!
От лошадей свобода!
Долой коня, виват! ура!
Король ослиного рода!»

Так кончил патриот. И зал
Оратору дружно хлопал.
Тут каждый национальным стал
И бил копытом об пол.

Дубовый венок на его главу
Потом возложило собранье,
И он благодарил толпу,
Махая хвостом в молчанье.

Прошли года, но замок тот
Еще до сей поры мне снится.
Я вижу башню пред собой,
Я вижу слуг дрожащих лица,

И ржавый флюгер в вышине,
Скрипевший злобно и визгливо.
Едва заслышав этот скрип,
Мы все смолкали боязливо.

И после долго мы за ним
Следили, рта раскрыть не смея.
За каждый звук могло влететь
От старого брюзги Борея.

Кто был умней, совсем замолк.
Там никогда не знали смеха,
Там и невинные слова
Коварно искажало эхо.

В саду у замка старый сфинкс
Дремал на мраморе фонтана,
И мрамор вечно был сухим,
Хоть слезы пил он непрестанно.

Проклятый сад! Там нет скамьи,
Там нет заброшенной аллеи,
Где я не лил бы горьких слез,
Где сердце не терзали б змеи.