Владимир Пруссак - Цветы на свалке

Если ты хочешь создать гармонично-звучащие ритмы,
2 Новые песни найти;
Если ты хочешь людей увлекать полнопевною речью,
2 Хочешь учить красотой, –

Быстробегущие дни непрестанно, упорно работай,
2 Старых певцов изучай;
Каждую форму стиха терпеливою мыслью исследуй,
2 Трудные строки чекань,

Чтобы таинственный час вдохновенья и смутных порывов
2 Слабым тебя не застал,
Чтобы ты смело запел, выливая в готовые формы
2 Полные силой слова.

Быть одному – страданье и отрада;
Крепка моя надежная ограда;
Среди любимых неизменных книг
Я отдыхаю, верный ученик, –
Со мной творцы, взыскующие Града.

В унылые недели листопада
Так внятен в небе журавлиный крик,
Так хорошо, перелистав дневник,
Быть одному.

Опавший лист желтит аллеи сада,
Едва трепещет тихая лампада
И озаряет неподвижный лик
И я один. Какой блаженный миг!
Поистине, роскошная награда –
Быть одному.

Темнеет. Тишина. Давно закрыты двери.
Обычные мечты свершают точный круг.
Я вижу кабинет пытливого Сальери,
Дерзнувшего разъять, исчислить легкий звук,
Направить, обуздать, усилить в нужной мере
Порывы творческих неизреченных мук.
Расчетом сжатые, взволнованно и гордо,
Вздымаются волной свободные аккорды.

Еще любимый лик. Упорный соглядатай
Несознанных чудес, творимых на земле,
Искавший каждый день – везде, в печали брата,
В улыбке женских уст и предвечерней мгле
Сплетений красочных. Внимательный вожатый,
Равно презрительный к восторгу и хуле;
Пророчества и страх и лепет беззаботный
Да Винчи вбрасывал в бессмертные полотна.

И если ты придешь – неведомый избранник,
Ваятель вещих слов, свершитель и пророк,
Не жрец увенчанный, но истомленный странник,
Отверженник толпы, один, спокойно строг,
Не вспышек и мечты, – труда покорный данник,
Ты в песнях изъяснишь значенье слов и строк;
И нежность и тоску пылающего слова
Разъяв, разъединив, в созвучьях свяжешь снова.

Когда потухнет бледный мой ночник
И смерть, вздохнув, приникнет к изголовью,
В мечтах последних светлый женский лик
Не улыбнется нежною любовью;

Отец духовный, – ласковый старик
Не повторит докучных суесловий.
Один, один. И буду в грозный миг
Еще бесстрастнее, еще суровей.

Тогда учителей предстанет клир,
Зовут к себе, на сладостный Маир,
И внятны мне призывы и укоры

Хранителей желанного огня;
И встретят недостойного меня
Спокойные торжественные хоры.

Как хорошо, окончив пыльный путь,
Легко сплетать созвучья песнопений
И в холоде спокойном отдохнуть,
Вникая в книги, вызывая тени
Борцов давно минувших поколений,
И, равнодушно слыша долгий стон,
Сказать себе: опять борьба и пени
И кличи гневные сменили сон
И воздух над землей тревогой напоен.

Я был с людьми, я был с людьми когда-то,
Меня взметнула сильная волна,
Я заплатил неисчислимой платой
За свой порыв: душа опалена
И возвратиться больше не вольна;
Уходит день и день приходит новый,
Но исцелить не может тишина;
Я издали слежу борьбу и зовы
И ропоты рабов и тяжкие оковы.

Когда бы хоть горчичное зерно
Во мне горячей веры уцелело!
Но мне свободным быть не суждено.
Поодаль я стою оцепенело
И вдаль смотрю в тревоге онемелой –
Отверженным зажегся светлый день,
Склоняется для жатвы колос спелый
И за ступенью пройдена ступень
И шлет упреки мне отверженная тень.

Твое терпенье – тягостный укор.
Покоя нет и нет нигде забвенья.
Моя судьба – скитанья и позор,
Я проклят был отверженною тенью,
И вот – один скитаюсь с давних пор.

О, родина! Безрадостный простор
И звон цепей и душный запах тленья;
Изменнику – суровый приговор –
Твое терпенье.

Я не могу поднять усталый взор,
Поверить не могу в освобожденье;
Мне кажется – окончен давний спор,
Грохочут нераскованные звенья,
В тяжелой тьме горит один костер –
Твое терпенье.