<6>
Нам в юности Флоренция сияла,
Нам Филострата нежного на улицах являла –
Не фильтрами мы вызвали его,
Не за околицей, где сором поросло
Поэзией, как утро, сладкогласной
Он вызван был на улице неясной.
<1925–1927>
«Слова из пепла слепок…» *
Слова из пепла слепок,
Стою я у пруда,
Ко мне идет нагая
Вся молодость моя
Фальшивенький веночек
Надвинула на лоб
Невинненький дружочек
Передо мной встает
Он боязлив и страшен,
Мертва его душа,
Невинными словами
Она извлечена
Он молит, умоляет,
Чтоб душу я вернул –
Я молод был, спокоен,
Души я не вернул.
Любил я слово к слову
Нежданно приставлять,
Гадать, что это значит,
И снова расставлять.
Я очень удивился:
– Но почему, мой друг,
Я просто так, играю,
К чему такой испуг?
Теперь опять явился
Перед моим окном:
Нашел я место в мире,
Живу я без души.
Пришел тебя проведать:
Не изменился ль ты?
1928
«Тают дома. Любовь идет, хохочет…» *
Тают дома. Любовь идет, хохочет
Из сада спелого эпикурейской ночи
Ей снился юный сад
Стрекочущий, поющий,
Веселые, как дети, голоса
И битвы шум неясный и зовущий.
Как тяжела любовь в шестнадцать лет.
Ей кажется: погас прелестный свет,
И всюду лес встает ужасный и дремучий,
И вечно будет дождь и вечно будут тучи.
<1928?>
Проспекты целятся стволами в зори;
Расплесни зорь стекают по асфальту к нам,
И верфи их переливают в море,
В Неву, в озера, в Беломорканал.
Суровы берега, трудами взятые –
Мы их железным говором наполним:
Мы там поставим самые прямые статуи,
Которые когда-либо смотрели в волны.
В порту, где хрупкий край морской дороги
Упирается в медлительные реки,
Над постаментом праздничным и строгим
Прищурит Ленин бронзовые веки.
Легко поднимет чуткую ладонь,
Черпнув ветров высокое движенье,
И над зеленой утренней водой
До самой Лахты лягут отраженья.
Сойдет по кранам вниз обеденная смена,
Оправив звонкие одежды Ильича,
Рабочий спрячет пламень автогена,
Поднимется на ровный скат его плеча
И там увидит, над заливом стоя,
Как город блещущий, бездонный, гулкий
Врастает красным мясом новостроек
В щетинистую даль от Токсова до Пулкова.
<1930-е>
«Он разлюбил себя, он вышел в непогоду…» *
Он разлюбил себя, он вышел в непогоду.
Какое множество гуляет под дождем народу.
Как песик вертится и жалко и пестро
В витрине возлежит огромное перо.
Он спину повернул, пошел через дорогу,
Он к скверу подошел с решеткою убогой,
Где зелень нежная без света фонарей
Казалась черною, как высота над ней
Но музыка нежданная раздалась
И флейта мирная под лампой показалась,
Затем рояля угол и рука
Игравшего, как дева, старика.
Гулявший медленно от зелени отходит
И взором улицу бегущую обводит.
Он погружается все глубже в непогоду,
Любовь он потерял, он потерял свободу.
«Какою прихотью глупейшей…» *
Какою прихотью глупейшей
Казалась музыка ему
Сидел он праздный и нахальный,
Следил, как пиво пьют в углу
Стал непонятен голос моря,
Вся жизнь казалась ни к чему
Он вспоминал – все было ясно,
И длинный, длинный коридор,
Там в глубине сад сладкогласный,
У ног подруг Психеи ясной
Стоит людей тревожный хор
Как отдаленное виденье
Буфетчик, потом обливаясь,
Бокалы пеной наполнял,
Украдкой дымом наслаждаясь,
Передник перед ним сновал.
Февраль 1930
«Хотел он, превращаясь в волны…» *
Хотел он, превращаясь в волны,
Сиреною блестеть,
На берег пенистый взбегая,
Разбиться и лететь.
Чтобы опять приподнимаясь,
С другой волной соединяясь,
Перегонять и петь,
В высокий сад глядеть.
Март 1930
«Уж день краснеет, точно нос…» *
Уж день краснеет, точно нос,
Встает над точкою вопрос:
Зачем скитался ты и пел
И вызвать тень свою хотел?
На берега,
На облака
Ложится тень.
Уходит день
Как холодна вода твоя
Летейская
Забыть и навсегда забыть
Людей и птиц,
С подругой нежной не ходить
И чай не пить,
С друзьями спор не заводить
В сентябрьской мгле
О будущем, что ждет всех нас
Здесь на земле.
Читать дальше