Давид Бурлюк - Фрагменты из воспоминаний футуриста

Теперь на расстоянии лет окидывая взором могучую фигуру великого народного писателя, хочется кратко резюмировать свои впечатления.

Что поражает в Горьком – это связь с народом, – Горький глубоко национален, в прекрасном смысле слова.

В нем здоровый ум, бодрый и стойкий, честный и прямой.

Горький – человек Новой России, в нем есть воплощение ее воли и дерзаний.

О предках своих мог бы написать целую книжицу. И напишу когда-нибудь, времени больше будет.

Пока пишу по-русски, а потом, может быть, и на родной украинский язык перейду. Ибо родился на Украине, ныне под бурей великой Революции ставшей свободной и неозримо прекрасной.

Украина, братски связанная с великим союзом Советских Республик Ленина, была и остается моей родиной. Там лежат кости моих предков. Вольных казаков, рубившихся во славу силы и свободы.

Я посчитал своим долгом здесь в нескольких чертах вспомнить некоторых из предков моих, ибо чую всегда связь с ними; Хотя, кажется на первый взгляд, они и я так различны, но, прочтя о них до конца, читатель увидит роль наследственности.

Жизнь моя, пролетевшая мимо взмахами 47 лет, крыльев поспешных, распадается формально надвое, как художника и писателя: до января 1904 года и позже.

В январе 1904 года в Херсоне была устроена выставка, на коей экспонировали – я и сестра Людмила, тогда ученица Академии художеств в СПб., и тогда же мной был напечатан ряд писем об искусстве в либеральной газете «Юг», издававшейся В. И. Гошкевичем

Таким образом в текущем году исполнилось «официально» 25 лет моей художественно-литературной деятельности.

Мной получен в С. Шт. 9-й выпуск «Летопис музею» из Херсона. В выпуске помещен некролог В. И. Гошкевича, умершего «2 березня 1928 г. теля важко! довго! хороби». В. И. Гошкевич основал в Херсоне «Державний историко-археольогiчний музей».

Чтобы разобраться в самом себе, «гнотхи сеавтон», как говорили греки, познать самого себя, надо узнать о своих предках. Ибо оттуда пришли те черты характера, с которыми приходится потом всю жизнь пытаться строить. Иногда возложенная на себя миссия так мало ваяется с наследственным… И тогда приходится пересоздавать себя.

Родился 9 июля (стар, ст.) 1882 года на хуторе Семиротовщине (легенда о Петре I во время войны с Карлом), вблизи Рябушек, Лебединского уезда Харьковской губернии. Домик стоял на высоком холме над ставком, у постели роженицы была лишь баба-повитуха, а роды были (первые) трудными… Мать рассказывала: очнулась после муки, тянувшейся целые степные сутки… Мальчик родился… Тишина, запах полевых цветов и листьев рощ дубовых… Песни возвращающихся с полей… Закат, победоносно торжествующий пылью золотой, оранжевыми и лимонными красными отблесками. Жить… Жить…

Дед Федор Васильевич был крутого нраву. Он сердился на моего отца, Давида Федоровича, что тот женился на городской… «Ишь ученую привез… Скубенты… Нигилисты…» – сердито ворчал тяжелый грузный старик.

Ворчал, а сам своих троих сыновей (Давид, Егор, Евстратий) и дочерей (Вера, Татьяна, Анюта, Марьяна) всех сквозь университеты провел…

Видел старик: ученые начинают в жизни верх брать, думал так весь уезд захватить в свои руки… Но ошибся. Бурлюки обучились, а ученье вырывает из грядок… Только лишь неученые всю жизнь репой в одной гряде сидят.

Мать говорила, что мое появление на свет помирило Федора Васильевича с отцом.

Отец и мать, живя на хуторе, решили вести трудовой образ жизни. Сами работали. Носили зерно в млын на гору. Отец брал 5-пудовый мешок, а матери насыпал 20 фунтов. Скоро это надо было оставить. Хрупкая матушка (урожденная Людмила Иосифовна Михневич, из Ромен, а ранее Нежина) захворала, надорвав спину.

Гнездо Бурлюков было в Рябушках. Прадед Василий заложил его еще во времена наполеоновского нашествия. Занимался пчелами потомок вольных запорожцев, никогда не знавших крепостного права. Василий, прадед, дожил до 86 лет, последние годы спасался, за неимением пещеры жил в коморе – лето и зиму, занимаясь духовным самоуглублением. На приходившую старуху жену кричал: «Отыди, исчадие адово!» Та плакала.

У Василия было много детей. Я помню их: Федора, Мелетия, Анания и, кажется, Ивана. Бурлюки отличались высоким ростом, ловкостью и силой. Трое из этого поколения Бурлюков погибли трагически.

Мелетий имел, подобно Ананию и Федору Васильевичам, большие хозяйства, крепкие дома, амбары и другие угодья и удобья, Спал по-степному. Смыкались ворота и калитки на запоры дубовые, железные. На степи украинской, пустынной тогда еще и старомодной, серебряно змеился поземок. Спущены собаки, злокосматые, чужих не видевшие…