Семён Кирсанов - Искания

Сеня,
   слюни вытерши,
видит:
   Главный Кондитер
   с Главною Кондитершей.

Сколько, сколько
   сладостей!
Где ж это
   кончается?
У Сенечки
   от слабости
все в глазах
   качается.

Время клонится
  к восьми.
И весь мир
  просит Сеню:
– Слушай,
  скушай
этих яств новизну!
  Ну, возьми!
  – Не возьму…

А мальчиковы
       пятки
вязнут, вязнут в
       патоке.
Па-атока тяну-чая,
ги-бель неми-нучая,
тя-анутся
  сладкие
   ли-ип-кие
        нити…
– На помощь,
на помощь,
  спасите,
    вытя –
      ните!
То –
 ну!
То –
  ну! –
А хитрая
   Кондитерша
смеется:
   – Да нну?

Вот уже рубашка
   в патоке подмокла.
Но что это?
   Откуда это
     мчится подмога
Кем это
   выслано
соленое
   и кислое?
Армия
   столобая –
мчится
   соль столовая,
а за нею
   мчится
перец
   и горчица…
Как ударила
      соль
в сахарную
     антресоль!
Как повылетел
       хрен –
шоколады
     дали крен!
А горчица
     горячится:
– Эх!
   Не грех –
бей в мускатный орех!
Кондитерша
    кубарем,
блещет
   нижним бельем.
Ну-ка,
  уксус откупорим,
обольем,
    обольем!
Налетают,
     налетают
стаи перца
     на туман,
тают,
  тают,
    тают,
       тают
шоколадные дома…
И сахарная жижица
льется
    и движется.

Странной силою ведомый, я вошел в гусиный домик.
За столом и чашей пунша, в свете карточной игры,
под тик-так часов-кукушки ждали Андерсен и Пушкин,
Гофман, Киплинг и Чуковский, Кот Мурлыка, Буш и Гримм.
И сказал Чуковский: «Сядьте! Мальчик Сеня, ты – читатель,
и, конечно, как читатель, без завистливых затей,
ты рассудишь, ты научишь, кто из нас, сидящих, лучше
пишет сказки для детей!»

Тихо
   и нерадостно
начал сказку
   Андерсен –
маленький,
   ледащенький
     седой старичок:

«Лежали вместе
   в ящике
Мяч и Волчок.

– Души я
   в вас не чаю,
люблю вас горячо…
Давайте повенчаемся…–
   Мячу
     жужжит Волчок.
Но,
  гордостью наполненный,
Мячик говорит:
– Я с Соловьем
помолвлена,
он – мой фаворит.
Ему отдам
  невинность я! –
Наутро
   Мяч исчез,
Волчок
   не в силах вынести…
Прощайте,
   жизнь и честь!
Прошло
   немало времени,
но жег
   любовный яд…
– Наверно,
   забеременел
Мяч
   от Соловья.
Я видел
   на „ex-librise“
Соловья в очках… –
Тут мальчик
     взял
      и выбросил
через окно Волчка.
Истерзанный,
   искусанный,
с обломанным плечом,
Волчок
   в клоаке мусорной
встретился
   с Мячом.
– Любимый мой!
   Согласна я
стать
   твоей женой!..
(Сама ж
   ужасно грязная,
с дыркой
   выжженной.)
Волчок
   ответил,
      сплюнувши:
– Я был
   когда-то
      юношей,
теперь же
   поостыл, –
иная ситуация…
К тому ж
   решил остаться я
навеки
   холостым!..»

Тих
   и нерадостен,
кончил сказку
   Андерсен,
и совсем
   иначе
Афанасьев
   начал:

«В дальнем
   государстве,
в тридесятом
   царстве,
у того
   царя Додона,
у Великого Дона,
что и
   моря синевей,
было
   трое сыновей.
Вот идет
   первый сын
мимо
   черных лесин,
а ему навстречу –
   ишь как! –
лезет мышка-норышка,
куковушка-куку́шка,
   и лягушка-ква́кушка
из озерных глубин:
   ква –
     кум –
       бинь…

А за ними
   кыш –
По-Лугу-Поскоки́ш,
   а за ними
      вишь? –
Я Всех-Вас-Дави́шь.
Лесиная
   царевна
Лиса
   Патрикевна,
из сосновых
   капищ –
Михаил
   Потапыч,
и фыркает
   кофейником
Кот
   Котофейников».

Тут промолвил Сеня нежно: «Это ж длится бесконечно,
это старо, длинно, скучно, ну, а я весьма спешу».
«Погодите! – крикнул Гофман. – Пусть на миг утихнет гомон,
и прочту, что я пишу:

„В тысяча восемьсот (звездочки) году
в Городке Aachenwinde
жил Советник fon der Kinder,
ростом с Какаду.
Знали Жители
   давно:
был der Kinder
   Колдуном.
Ночью Дом
   стоял вверх Дном,
и стоял
   у Входа
      Гном.